"Наш ученый император хоть не довел дело до людоедства, очень нужна была стране норильская руда, и снабжение, если б его упорядочить - не давать распоряжаться продуктами уркам, вполне бы сносное было, но "бывалые люди" рассказывали, будто на Колыме, на Атке, покойников сплошь закапывали без ягодиц. Ягодицы обрезались на строганину потерявшими облик человеческий заключенными.
У нас похитрее и половчее все было. Опыт Соловков, Беломорканала, Колымы, Ухты, Индигирки успешно перенимался и применялся здесь новаторски. Осенью, уже по первым заморозкам, из всех бараков, санчастей, из больницы разом были вычищены все доходяги, придурки, больные, истощенные зэки - тысячи полторы набралось. Им было объявлено - они переводятся на Талнах, где условия более щадящие, нет пока рудников и шахт, строится новая зона и посильный труд там, почти без конвоя, почти на воле, осуществляется, как в первые годы здесь, в Норильске.
Их вели через тундры, по хрустящим лишайникам, сквозь спутанную проволоку карликовых берез и ползучего тальника. За ними тянулся красный след растоптанных ягод - брусники, клюквы, голубичника...
Воспитанные на доверии к человеку и вечном почитании властей, больные, выдохшиеся люди не сразу заметили, что малочисленный конвой куда-то испаряется, куда-то исчезает, и когда несчастные люди спохватились - ни стрелков, ни собак с ними не было. Этот ценный опыт потом не раз повторялся. И никто никогда уже не узнает, как ушли в тундру и исчезли в ней тысячи и тысячи человек, навсегда, бесследно.
Какой изощренный ум, какое твердое сердце надо иметь, чтобы таким вот образом избавиться от нахлебников, не долбить зимою ямы под эти тысячи тысяч будущих покойников."
Поделиться в социальных сетях
"Товарищ Куликовский!
...Есть закон у Вашей любимой партии, согласно которому за войну расстреляно миллион человек на фронте, так необходимых в окопах, да ещё двенадцать миллионов в лагерях медленно умерщвлялись и столько же их охраняло в ту пору, о которой всуе упомянутый Вами писатель Богомолов писал, что «на фронте был катастрофический недокомплект». Так вот есть и у писателя свои законы, согласно которым он и пишет, даже свою пунктуацию сотворяет. Уже с первой повести, наивной, простенькой, ущучили меня дотошные читатели, подобные Вам, что на «казёнке» (сплавном плоту с домиком) бригада бывала до двадцати человек, но не менее одиннадцати, у меня же в повести бригада состоит всего из семи человек. А мне так надо, мне удобнее подробно написать семь человек, а не согласно «правде» соцреализма бегло упомянуть двадцать. И если я написал всего двух медичек на переправе, значит, мне так надо. Если написал, что был иней (а он в ту осень был на самом деле) в конце сентября на Украине, то так оно и должно быть. Вот если я схематично, неубедительно это сделал — другое дело. Тут мне надо «всыпать», я и сам себе «всыплю» как следует, ибо сам себе есть самый беспощадный критик. Кстати, мой командир дивизиона Митрофан Иванович Воробьёв, с которого во многом списан Зарубин, никогда, ни в одном письме не сделал мне ни единого замечания насчёт калибров, расположений и количества орудий, ибо понимал, что такую малость, как 1 + 2 — я знаю и без него, и оттого ещё, что был он читатель и человек огромной культуры. И вообще читатель стоящий, человек воспитанный, а больше — самовоспитанный, не подавляет никого самомнением, и если сделает замечание — не превращает его в обличение, в суд, не сулится послать на Соловки иль расстрелять, четвертовать, «как только мы придём к власти». (Виктор Астафьев. «Нет мне ответа... Эпистолярный дневник. 1952—2001 годы». Сост. и предисл. Геннадия Сапронова. Твердый переплет, формат 165х240 мм., 720 с, 80 с. фотографий из архива В.П.Астафьева. Красноярск, 2009)
Поделиться в социальных сетях
"В каких только судилищах ни брезговали участвовать ветеранские организации, говоря и от своего имени, и от имени павших, поучали и клеймили; «политобозниками из армии Брежнева» называл их прошедший Днепровский плацдарм, трижды раненный и контуженный окопник Астафьев...
Астафьева травили по той же технологии: ветеранов подначивали, и те грозили выколоть ему последний глаз — с войны у него осталось одно зрячее «глядело», как он выражался. Писали ему письма, как водится, от имени всего народа: «Кол осиновый, чтоб у тебя через рот вышел». Я видел эти письма. Астафьев рассказывал, что точно то же переживает Василь Быков, они дружили. Ему тоже писали ветераны.
Травлю Астафьева вела «Красноярская газета», издаваемая пещерным националистом и коммунистом Олегом Пащенко, ныне депутатом Заксобрания края. Он тоже считается писателем — собственно, этого деятеля Астафьев и выводил в литературу. После смерти старика Пащенко начал, лоснясь, раздавать интервью о том, как он с Астафьевым дружил...
И после смерти в покое Астафьева не оставили, до сих пор измываются. В прошлом году красноярский писатель и ветеран войны Анатолий Чмыхало, приближенный к местному двору (дружит с мэром Красноярска, дочь — вице-губернатор), награжденный всевозможными регалиями (почетный гражданин Красноярска, заслуженный работник культуры РСФСР, орденоносец), дал интервью региональной вкладке «Аргументов и фактов», приуроченное к 9 Мая и, видимо, к дню рождения Астафьева (1 мая). Чмыхало отказал Астафьеву в том, что тот воевал: дескать, он и войны-то не видел, на передовой не был, лишь в 500 километрах от нее, куда даже самолеты не залетали, и ранило его, когда трофеи собирал на полях. Ну и писал Астафьев о войне, соответственно, дерьмо, по чужим рассказам.
В минувшем июле умер издатель Астафьева — иркутянин Геннадий Сапронов. А за месяц до этого в Челябинске в ходе организованного «Единой Россией» собрания Александр Дегтярь, зампредседателя региональной организации ветеранов войны, труда, Вооруженных сил и правоохранительных органов, предложил Сапронова расстрелять за изданную им книгу писем Астафьева. Дегтярь (сам в Великой Отечественной не участвовавший), достиг точки кипения на астафьевской фразе: «Не Вы, не я и не армия победили фашизм, а народ наш многострадальный. Это в его крови утопили фашизм, забросали врага трупами». Дегтярь потребовал сурового наказания, «вплоть до расстрела», и журналистам «Новой газеты», представившей эту книгу аудитории. (Тарасов Алексей. Антисоветское. Газета "Новая газета". № 110, Москва, 5 октября 2009)
Виктор Астафьев: «Мы потеряли свой народ. Русской нации больше нет. Есть жуликоватая шпана, мычащее стадо. Но и весь мир снова погружается в варварство, готов встать обратно на четвереньки. В ХХ веке земляне радовались многим изобретениям и открытиям, визжали от восторга. В ХХI будут плакать и креститься, чтобы вымолить у Бога прощение и найти способы избавления от бед, ими же содеянных <…>. Если они, потомки, не осмыслят и не осознают прошлого, у них не будет будущего. У порога их жизни всегда будут стоять, как стояли на пороге нашей жизни, авантюристы, подобные фашистам и коммунистам, готовые запутать их, заморочить им голову и повести за собой стадом на бойню за светлое будущее и за «жизненное пространство». (Тарасов Алексей. Виктор Астафьев: «Мы не на земле живем — на мешке с костями» Газета "Новая газета". №47, Москва, 30.04.2014)
Поделиться в социальных сетях