"Нельзя забывать этого преступления. Не чувство мести оно должно вызвать в нас, но стремление к нравственному возрождению, духовный подъем в борьбе против возвращения пережитого ужаса."
( Владимир Вернадский, академик )
В Дудинском порту тогда еще не было причалов оборудованных для швартовки речных пароходов, а о морских и океанских нечего было и говорить. Утром 14.08.1939 г. Наш Семен Буденный встал на рейд, мощными гудками известив Дудинку о своем прибытии и нас «бубновотузовых». Так прозвали в Норильске Соловчан, за нашу тюремную форму. На берег перебирались на баржах буксируемых катерами. На переброску людей с рейда парохода на берег прошел почти весь день. На голом и пустынном берегу Енисея, нас встретил зам. директора комбината Елян, с группой работников лагеря и охраной. Нас погрузили на открытые платформы из-под угля, казавшиеся тогда нам малюсенькими, малюсенькими по сравнению с обычными железнодорожными вагонами.
В Дудинском порту тогда еще не было причалов оборудованных для швартовки речных пароходов, а о морских и океанских нечего было и говорить. Утром 14.08.1939 г. Наш Семен Буденный встал на рейд, мощными гудками известив Дудинку о своем прибытии и нас «бубновотузовых». Так прозвали в Норильске Соловчан, за нашу тюремную форму. На берег перебирались на баржах буксируемых катерами. На переброску людей с рейда парохода на берег прошел почти весь день. На голом и пустынном берегу Енисея, нас встретил зам. директора комбината Елян, с группой работников лагеря и охраной. Нас погрузили на открытые платформы из-под угля, казавшиеся тогда нам малюсенькими, малюсенькими по сравнению с обычными железнодорожными вагонами.
Всю дорогу от Дудинки и до Норильска, расстояние 100-115 км, мы проехали почти за сутки. Вечером 14 августа тронулись из Дудинки, а к середине дня 15 августа, после обеда прибыли в Норильск, на Нулевой пикет. Всю дорогу шел дождь. Промокли мы до нитки. Согревались в дороге только тем, что на открытой платформе сбились в кучи, в кольцо, и вперемежку менялись местами местоположениями, грея то спину, то бок. Попеременно оказывались то в средине человеческого кольца, то на окраине. Так спасались от холода, дождя и простуды.
Вдоль всей железной дороги от Дудинки до Норильска были видны следы заброшенных лагпунктов и лагподразделений, развалившиеся и полуразвалившиеся землянки плетенки и каркасы бараков. Валялись вещи бытового обихода, посуда заключенных строивших железную дорогу. Не пившие более суток и томимые жаждой, в особенности после сухого пайка сухарей с рыбой и рыбными консервами, выданных в Дудинке, тянуло пить. При остановках поезда, с разрешения конвоя по очереди бегали ко всем лужам, стоячей воды, озерам, речкам, и пили, кто как мог. Многие подбирали банки набирали воду пили из них и несли в них воду чтобы напоить других на платформе.
Поезд наш приближался к Норильску. Были видны уже его очертания. В течении всей ночи мы ехали под дождем на платформах. Ночь эта была своеобразная. Солнце не садилось. Впервые в моей жизни после Соловков, я встретился с круглосуточным солнцем Заполярья. Но круглосуточный многомесячный заполярный день подходил к концу. На горизонте показались знакомые сумерки.
В 1937 г. мне исполнилось 35 лет. За этот короткий период, с 15 лет участвовал в революционном движении, вступил в партию, воевал в Гражданскую. Делегат Первого съезда коммунистов Мордовии. Участвовал в создании Мордовской автономии. Работал на партийной работе в Поволжье и Сибири. Получил образование, ученую степень, работал в Куйбышеве, потом Соловецкая тюрьма особого назначения. И 17 лет, из которых 2 года в тюрьмах Саранска и Соловков, 7 лет в лагере Норильлага, 8 лет в ссылке. Реабилитировали меня только в 1955 г.
В Сталинских списках от 19.04.1937 г. числиться 100 человек, Сибиряк И.С. - 84. Все решено было заранее 19.04.37 г. Очевидно только упорство на следствии и суде спасло от расстрела. В приговоре об осуждении Сибиряка И.С. стоит дата 24.05.1937 г.
В Норильске на железнодорожной станции Нулевого пикета, нас встречало лагерное начальство и дополнительный конвой. Нас быстро выгрузили и промокших до последней нитки и продрогших до костей, оделив от общего Соловецкого этапа в количестве 400 человек, если не больше определили в подготовленный для нас карантинный барак зоне лаготделений, в здании бывшего автогаража по Железнодорожной улице, в сторону ВЭС-2. Крыша худая. 4-5 ярусные сплошные нары. Барак был огорожен колючей проволокой и обставлен вышками с часовыми за зоной оцепления основного лагеря. Питание нам привозили с других кухонь, здесь ее только разогревали в походных кухнях и котлах. Мимо нас водили партии лагерников для строительных работ на ВЭС-2, она еще только заканчивалась стройкой.
Водили также партии лагерников, в баню, что стояла у квадратного озера ВЭС-2. Одеты все были по разному, кто в чем. Это видимо была единственная баня для лагерников, потому что непрерывно партия за партией и днем и ночью гонялись туда люди большими колоннами. которые там поочередно мылись, задерживаясь в бане не более 10-15 минут. За это время только успевали раздеться, пройти прожарку белья и хорошо, если кто успевал ополоснуться хотя бы одной шайкой воды, до других очередь часто не доходила, как уже закрывали воду и начинали кричать, чтобы выходили и одевались, чтобы уступить место другим. Спустя 10 дней эту банную процедуру прошли и мы, а пока большая часть из нас заболела желудочно-кишечными заболеваниями. Медработник лагеря, из бывших заключенных Мурин, с красивыми длинными буденовскими усами, только уже белыми от проседи оказывал нам медицинскую помощь прямо на месте. Помню, у него была большая алюминиевая кружка, он в нее сыпал какой то белый порошок, мешал с водой и давал пить. Так лечил он всех, кто обращался за медпомощью по болезням живота. Многие лежали с простудными заболеваниями, полученными в пути от Дудинки до Норильска. Моими соседями по нарам были Гончаров из Ростова и бывший референт Шиболдаев. По другую сторону от меня лежал партийный работник Абхазии Кутарба, Мы с Гончаровым болели животами, то и дело бегая в уборную, до безобразности загаженную. Кутарба лежал горя от жара как огнем, от воспаления легких. Мы выжили. Кутарба на четвертый, пятый день умер. Утром проснувшись, мы увидели его бездыханное холодное тело. Заявили коменданту и его забрали со всеми его вещами. Было тяжело и неприятно. Из кавказцев, абхазцев карантина запомнился мне Арнаут, бывший начальник личной охраны Сталина И.В. на Кавказе, долго плакал и горевал о нем.
Поделиться в социальных сетях
После 10 дневного карантина прошли баню, санобработку, и нас направили в зону 2-го лаготделения, кажется 23 августа. Поместили в бараки, также пока огороженные от общей зоны колючей проволокой и караульной службой ВОХР. Внимание всех лагерников привлекалось нашей особой и довольно таки странной формой Соловецкой тюрьмы, но разговаривать и общаться пока нам ни с кем не разрешали.
В августе 1939 года наш этап прибывший из Соловецкой тюрьмы был не первым этапом этого лета. Наши лагерные номера, по крайней мере, мой номер по Норильскому ИТЛ был на первых сотнях 21 тысячи. Началось формирование рабочих бригад по производственному принципу.
Строительными работами в системе Норильского ИТЛ занималась контора или цех Общекомбинатстроя где начальниками были Уваров, Серов, Константиновский. Нарядчиком 2-го лаготделения был Панченко Тарас Григорьевич, прибывший в Норильлаг с первой партией заключенных в 1935 году. Он поручил мне сформировать из вновь прибывшего Соловецкого этапа бригаду плотников-столяров, бетонщиков. В ходе комплектования бригады пришлось в ее состав включить по желанию самих бригадников и по направлению нарядчиков УРЧ ряд людей, не имевших никакого понятия о плотницких столярных или бетонных работах. Учить их этому ремеслу и профессии. Народ был очень толковый и старательный. Все очень быстро получили квалификацию. Научились окантовывать бревна, необрезные доски, строгать, фуговать и выполнять практически все виды строительных и плотницких работ. Без малейших возражений переключались для выполнения всех видов работ, вплоть до земляных. Приходилось удивляться, люди в жизни не бравшие в руки топор, рубанок, фуганок или пилу за 2-3 недели овладевали ими.
Первоначальный период строительства был связан с абсолютным отсутствием техники, механизации и т.п. Все делалось вручную, с применением примитивного инструмента. У землекопов: лопата, кайло, лом, подборка, клин, тачка, носилки. У строителей плотников топор, пила, ножовка, молоток, рубанок, с фуганком и гвоздь. У каменщиков и штукатуров и маляров: мастерок, козел, для подноски кирпича по лесам чуть ли не на 5-й этаж, сокол, правило, кисть, растворный ящик, ящик, бочонок и т.п. У рударей и шахтеров: отбойный молоток ручной, подборка, вагонетка, гоняемая вручную или тачка.
Единственной техникой кое-где была кран укосина, шахто-подьемник, лебедка. Из транспортных средств долго были только лошадь, олень да собака. В основном же все выгружали, грузили, носили и возили на себе заключенные. Своеобразная особенность строительства Норильского комбината заключается в том, что он почти с первых лет строительства, одновременно строился и эксплуатировался заключенными отгружая Северному морскому флоту добытый уголь, руду и благородные металлы. С начала строительства будущий город Норильск назывался населенный пункт Норильск.
Трудно даже представить себе, что на месте теперешнего Норильска, с его 120 тыс. населением, 30 лет назад была безжизненная дикая тундра. Коренное население Севера было крайне редким. По тундре бегали стада оленей и за ними стаи волков. Бегали песцы, медведи и прочая живность заполярья. Летали куропатки. Кишмя кишели комары, мошкара и всякий гнус.
Первые строители, прибывшие в населенный пункт Норильск добирались пешком 4-5 суток преодолев расстояние 120 км. По болотам и трясинам в июне 1935 г. из Дудинки. Норильск стал местом лагерного труда. Строительство Норильска в начале было в системе Главсевероморпути, созданного им Норильскстроя. Начальником лагеря и комбината был Матвеев, заместителем его Алексеенко, гл. инженер Воронцов, инженер Аппорович и др. По утверждению норильских старожилов из бывших заключенных, Матвеев и Алексеенко также пали жертвами культа личности в 1938 г., «как враги народа».
Лагерный контингент до 1939г. по статьям состоял преимущественно из заключенных по бытовым статьям, крестьян, служащих и рабочих. Было много уголовников, кулаков и представителей, бывших господствующих классов.
К 1938 г. лагерное население было сосредоточено в четырех лагподразделениях и во множестве лагпунктов и лаграскомандировок, общей численностью около 12-15 тыс. человек. Было положено начало стройке. Построена железная дорога Норильск-Валек, Норильск-Дудинка, рудник Морозова, начаты другие рудники и угольные шахты, гипсовая и известковые шахты и карьеры глинный, гравийный, бутовый, песчаный. Оборудовано деревообрабатывающее производство, Начато строительство МОФ, малый металлургический плавильный, кирпичный и гипсовый заводы и обжиг извести. Окончательно решен вопрос о месте пребывания комбината, в современном месте Норильска, а не на территории бывшего Норильск -2, что по направлению за 25 заводом в 12 км. Заложено строительство причалов и портов в Дудинке и на Вальке. Решен вопрос приема потока грузов через Дудинку по Енисею, вместо предполагаемого маршрута трассы по реке и озеру Пясина и через Валек и ряд других организационных вопросов строительства комбината. Построены временные сооружения для размещения прибывающих этапов лагнаселения и для жилья вольнонаемных административно-технического персонала, служащих и рабочих, привлекаемых в порядке вербовки для работы в Норильске. Также для размещения ВОХРА и другие служебные помещения.
В конце 1938 года с объявлением Норильска ударной стройкой и передачей в систему ГУЛАГа НКВД СССР и приездом А.П. Завенягина в Норильск хлынули огромные этапы заключенных из тюрем, лагерей и мест заключения со всего Советского Союза. Начал поступать совершенно отличный до сих пор контингент заключенных. Значительно изменилось соотношение между разными статьями и национальный состав заключённых. Численность заключенных постатейно - это большей частью необоснованно репрессированные, осужденные по ст.58 бывшие руководящие партийно-советские работники, интеллигенция, коммунисты, комсомольцы, военные, хозяйственные, профсоюзные, научные, медицинские, инженерно-технические, работники, транспортники и прочих всевозможных отраслей специальностей и работников. Это жертвы произвола и беззакония культа личности Сталина и его сателлитов и янычар Ежова, Берия. Безвинно арестованные в 1936-1939 гг. и в последующие годы при жизни Сталина, пропущенные через обработку на следствии, а затем через оформление судов Особых совещаний, судебные тройки кто оставлены были в живых, приговоренными к тюремному заключению, теперь привозились в лагеря, в том числе и в Норильский ИТЛ НКВД СССР.
Поделиться в социальных сетях
В условиях этой идиллии произвола, беззакония и обреченности, в которые нас заключили, единственным утешением для нас являлся труд. В труде мы находили забвение и признание своего равенства, что мы строим социализм, а не преем и гнием на тюремных койках или нарах в сталинско-ежовских-берианских казематах и застенках.
За все время моего содержания в ИТЛ я не знаю случая отказа или уклонения от работы из контингента лагерников, так называемых политзаключенных осужденных по различным пунктам 58 статьи. Мы сами просились на работу, не гнушались лагерным трудом. Для более рациональной отдачи от своего труда и способностей предлагали лагерной, строительной и прочей комбинатской администрации, чтобы использовали нас по специальности. В ответ на это часто получали ответ, что по статейным признакам 58 ст. Вы социально опасный элемент (СОЭ) и подлежите только для использования на общих работах.
Постатейное использование заключенных на работах в ИТЛ имело свою особенность. Существовали даже специальные инструкции до войны, чтобы нас политических по 58 ст. держать только на общих работах и только как исключение допускать на ИТР и АТП должности даже на стойке, а о лагерной работе в зонах лагеря и речи не могло быть. Если и допускались, то только бывшие работники органов НКВД, прокуратуры и суда, которые считались своими. К ним свойское было отношение.
Общими работами считались: земляные работы, работы в карьерах, рудниках, шахтах, такелажные и прочие работы, связанные с тяжелым физическим трудом, привыкать к которым людям интеллектуального труда на четвертом десятке лет было трудно, тяжело. Они изматывались на работе и умирали. С 1939 по 1940 гг. я работал бригадиром комплексной строительной бригады... помощником кочегара... арматурщиком... плотником, столяром.
Находясь в Норильлаге, с 1939 г. я написал заявление рег. № 151038 -УРО Сталину И.В. 15.05.1940 г., заявление № 151227 Сталину И.В. 28.05.1940г. и ряд других. В своих заявлениях подробно описывал методы выбивания показаний, которые применялись ко мне, условия в которых меня содержали. Указывал фамилии следственных работников.
В сентябре-октябре 1940 года НКВД СССР через Норильский ИТЛ на меня была запрошена совершенно секретно, политическая- производственная и бытовая характеристика для представления непосредственно в Наркомат Внутренних дел СССР. И вскоре после этого в октябре-ноябре 1940г. по распространенной среди уголовников провокационной клевете, что будто бы я, Сибиряк И.С., работал начальником Новосибирской милиции бандитами я был проигран в карты к убийству бандитом по кличке "Седой". "Седой". неожиданно бросился на меня с топором. Мне удалось от¬клониться, ухватиться за топор и отвести удар в сторону. В процессе вырывания у него топора, я отделался поломкой двух ребер на левой стороне груди и без госпи¬тализации и без медицинского освобождения от работ, проболел всю зиму. Больным выходил на работу и спасся от неприятностей со стороны лагерной администрации благодаря товарищей по бригаде, отрабатывающих за меня полагающуюся мне к выработке норму объёма выполняемых работ. 0т повторного покушения в 1944 г.- (теперь меня объявили прокурором) спасся также благодаря выручки меня товарищами по совместной, до заключения, партий советской работе, учебе в Кутв и преподавательской работе, односельчанами и товарищами из города Новосибирска, доказавших и убедивших воров-бандитов, что я вообще никогда в системе милиции не работал. После того, когда я поправился и приступил к нормальной работе, в апреле-мае месяцах 1941 года, отдельные из работников руководства ИТЛ внушали мне, чтобы я написал жалобу на имя следственных органов по поводу покушения на меня, «Седым», для расправы с ним. Писать я ничего не стал, да и без моего заявления все хорошо знали о причине покушения на «Седого» на меня.
Война резко изменила этот распорядок. Жизнь и практика показала ощутимую пользу широкого привлечения нас в работу. В войну нас стали привлекать и в ИТР и в АТП даже внутри зон лагподразделений. В частности, например, в 1941 г. я был привлечен для строительно- ремонтных работ в зоне 2-го лагподразделения и по окончании ремонта и стройки меня даже назначили смотрителем зданий 2-го лаготделения и в должности зам. нач. АХЧ с подчинением мне вольнонаемной комендатуры. Но я лично хорошо знал, что они в любую минуту могут добиться моего смещения и отстранения и водворения в ШИЗО, карцер или Каларгон.
В 1942 г. приехал личный представитель Л.П.Берия из Москвы, с МВД СССР. При осмотре поселка, его зданий, жилых и подсобных помещений, высказал хорошую характеристику, всему увиденному. Затем, обратившись к руководству, спросил, кто это все оборудовал и наблюдает за чистотой, и порядком, ему ответили заключенный Сибиряк. Представитель обратился ко мне, я представился, как положено Сибиряк И.С. Ст.1-58-8-7-11 УК РСФСР 10 лет заключения и 5 в правах. В ответ последовало распоряжение: снять с работы, отправить на общие работы. Развели здесь курорт для врагов народа. Освободите его от следования с нами.
В марте 1942 года был смещен с этой должности. и оказался вновь в цехе и на производстве конторы Спецстрой. Единственное мое преимущество состояло в том, что мне не помешали найти работу по своему усмотрению. Не перебросили меня в другое отделение, не заключили в карцер, ШИЗО и не отправили на Каларгон, от чего никто не избавлялся ни до меня и ни после меня. Я же как жил в этой зоне, так и в ней остался, как работал до этого в конторе Спецстрой, так туда и пошел обратно, где только в отличие от прежнего меня устроили на ИТР и АТП. вместо общих работ, хотя и содержался по общей рабочей сетке. Начальство лаготделения ни тт. Черных, Серов, Фетисов, и опер Сакулин и другие никаких притеснений мне ни чинили и я продолжал содержаться в лаготделении, стараясь не попадаться на глаза начальству. Если же этого избегать не удавалось, я вежливо почтительно здоровался с ними и они откланивались. Иногда даже интересовались жизнью, новостями и работой. Более того, после сдачи дел другому смотрителю зданий, уже без такой добавки как у меня зам. нач. АХЧ Фетисов предлагал мне помощь, если нужно перевести в другое лаготделение, помочь устроиться в каком либо другом цехе, конторе. Я поблагодарил, попросил разрешения не чинить препятствия устроиться самому, я пойду в прежний мой цех Спецстрой, и оставить меня для проживания в этой же зоне. Он даже спросил меня не хуже так будет ? И когда я ответил, что лучше. Там меня народ знает, и в зоне меня знают, я никого не обижал лично зря и меня никто не обидит. Так я и остался в этой зоне и пробыл там до ее упразднения, до перевода меня со спецстроевцами в 3-е лаготделение.
Поделиться в социальных сетях