"Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе."
( Джон Донн, поэт и священник (1572–1631) )
Древнейший колокол Соловецкого монастыря был отлит в 1545 году и получил имя "Благовестный Плакун". В 1560 году для Преображенского собора царь Иван IV пожаловал монастырю два малых зазвонных колокола по 25 пудов и 720 рублей специально на литье новых колоколов.
Монастырь вскоре приобрел три колокола, отлитых во Пскове мастерами князям А. И. Воротынского. Один колокол, именуемый "Преподобнический", весил 173'/2 пуда и был отлит в июле 1557 года "мастерами псковскими запсковского конца Матвеем Григорьевым сыном да Кузьмой Михайловым сыном". Эти мастера изготовили в 1559 году второй колокол весом 30 пудов. Третий колокол весом 80 пудов 14 фунтов отлил в 1547 году мастер Трофим Оскарев Псковитин. Отлитый во Пскове в 1587 году Иваном Матвеевым, сыном Псковитина, 150-пудовый колокол был подарен монастырю боярином Д.И.Годуновым.
К числу древнейших колоколов, собранных в Соловках, стоит вспомнить об очень старинном небольшом каменном колоколе с железным клепалом - он был упомянут в первой монастырской описи 1514 года.
Мастер Василий Осипов (1719) отлил в самом монастыре 80-пудовый колокол, названный "Заес" (заяц).
Коллекцию пополнили поступивший в дар колокол, изготовленный новгородскими литейщиками (1597) и 995 пудовый колокол, отлитый старцем Сергием в 1600 году в самом Соловецком монастыре. Его назвали "Борисовичем", так как колокол был отлит с использование 500 пудов меди и 100 пудов олова, присланных царем Борисом Годуновым специально для колокольного литья. В 1762 году старый "Борисович" был перелит в новый колокол весом 1000 пудов, названный "Преображенским", который в через 12 лет раскололся и был вновь перелит мастером Евдокимовым. В сплав была добавлена медь и новый колокол стал весить 17,6 тонн. В последний раз этот же колокол, наибольший из всех соловецких колоколов, был повторно перелит в 1888 году и стал весить 1147 пудов.
Петербургский колокольный мастер Петр Евдокимов работал в 1770-х гг. в Соловецком монастыре. Он отлил помимо "Преображенского" колокола еще три. Все эти колокола были уствновлены на новой монастырской колокольне.
Другой из сохраненных колоколов украшен восемью расположенными попарно рельефными изображениями коронованных особ, священника, простолюдинов и тонким орнаментом с геральдическими элементами. По венцу колокола идет круговая готическая надпись. Он упоминается в монастырской описи 1676 года как "старый колокол немецкого литья".
Монастырская опись 1676 года упоминает "часы боевые с перечасьем, а у них четыре колокола перечасных небольших". В конце XIX века на часовой башне Трапезной находилось семь колоколов.
(На этой странице нами пересказаны события и факты, опубликованные в книге проф. Г.Богуславского "Острова Соловецкие" ).
Поделиться в социальных сетях
"...я видела туристическую рекламу, весьма далекую и от просветительского и от духовного уровня...
- ...та реклама, которую вы упомянули - известное передергивание известных людей. Я знаю, о чем речь ведется. Это "Колокола и голые женщины", напечатанная в конце 80-х. Я сам рубил помост для этих колоколов где-то до 82 года. Я тогда работал в музее и делал эту экспозицию колоколов, так что это очень старый снимок, а используются он сегодня очень активно. Какие цели они преследуют, я не знаю. Но мы уже не раз встречались с этим фактом и приходилось объяснять всем, кто задавал вопросы, что это черный пиар. Привлечение такого рода материалов мне кажется очень жестким, некорректным и непристойным. Такого на Соловках (а я работаю директором здесь с 2000 года, 12 августа будет 5 лет) не было, нет и не будет. Это было самое начало нерегулируемого туризма, когда тут никого не было, была грязь, бардак, дезорганизация, и все были слабы. Кто что хотел, тот то и делал, пользовал Соловки." (Михаил Лопаткин. Отношения двух институтов - музея и Церкви - всегда непростые. Интерв. Мария Свешникова. Страна.Ru. Москва, 09.08.2005)
"Назавтра я уже вышел с вещами на мол. Оказалось, что по особому распоряжению ночью из Кремля прибыла ревизионная комиссия человек пять-шесть во главе с инженером Кутовым (10 лет каторги). С ними масса больничного для Анзера груза — одеяла, белье, лекарства и пр. Снарядили две лодки. И комиссия тронулась в одиннадцать часов утра на тот берег. Меня не взяли. Да я и не настаивал. Ходко пошли лодки. Весело гребли «поморы» — это все люди с особо лошадиной категорией. День был серый, мрачный. Тучи нависли. Солнца не было. Вдруг поднялась буря. Пролив длинный. К счастью, ветер был с запада на восток, и морской лед по проливу погнало от Реболды вправо. Я ушел домой к Дехтяреву, забрав и вещи.
Обычно переправа совершается часа полтора-два. Но тут получилось несчастье. Лодки стало затирать в «сам» — глыбы морского льда. Стало чрезвычайно холодно, ведь январь. Обычных «грелок» — ламп не взяли, как не взяли опознавательного шеста с флагом: не ожидали беды. Лодки затерло — ими уже нельзя было управлять. С быстро наступившей темнотой потерялось у правивших определение местности. Трудно представить себе скверную с тучами темноту. Люди мерзли. Лодки стали в «сам», но лед, конечно, двигался. С четырех часов дня до восьми часов утра ничего не было видно. Гребцы не знали, где они находятся. Пищи, конечно, не взяли. Лодку с грузом бросили и она потом не была найдена — груз пропал, потонул. Старшему по охране досталось за то, что он не поставил на оставленной лодке шеста с флагом, по которому можно было ее издали найти. Старшего отдали под суд. Результата этого суда не знаю. Натерпелись, намучились путники в лодке за ночь. Страдания же были ужасны: без пищи, без воды, без тепла. На ветре и морозе. На Кеньге, ожидая комиссию, разложили костры и жгли их целую ночь. Звонили в колокол. Но густой туман и ветер разбивали все надежды." (Архимандрит Феодосий (Алмазов). Мои воспоминания. Записки соловецкого узника. Изд. Общество любителей церковной истории, Москва, 1997)
Поделиться в социальных сетях