Книга 10. Глава 4.

Соловецкие лагерь и тюрьма (СЛОН/СТОН)

Тюрьма Главного Управления государственной безопасности НКВД на Соловках

О персоналиях расстрельных протоколов

"В большом дворе кремля находились шесть двухэтажных монастырских подсобных строений и корпусов, помещения которых были переделаны в тюремные камеры..."
( Карл Штайнер, заключенный )

В своей директиве № 49721 от 04.11.37 г. Н.И. Ежов затребовал от руководящих структур НКВД в регионах полный отчет о результатах операции, при этом репрессивный процесс в стране не был остановлен.

 

 

 

Продолжение.
Начало ›› | Предыдущая часть ››

О персоналиях в протоколах

Первые три лимита – девять расстрельных протоколов Соловецкой тюрьмы доступны для исследователей в архивах ФСБ РФ. Проведя анализ этих документальных материалов, стало понятно, что все три лимита-этапа – это совершенно различные по характеристикам качества и количества наполнения протоколы. Более расширенный анализ этим протоколам представлен нами в работе «О персоналиях расстрельных протоколов» 2017 г.

Первые пять протоколов (№ 81-85) на 1116 человек – основной этап репрессий. Материалы к нему готовились долго и тщательно. Отбирались в эти протоколы «особо опасные активные антисоветские элементы» в политическом плане: заключённые с приговорами к ВМН с заменой на 10 лет ИТЛ, с приговорами на 3, 8, 10 лет тюремного заключения; заключённые из офицеров Царской и Белых армий. В этих пяти протоколах наряду с заключёнными – представителями царской России, русской интеллигенции, специалистами-профессионалами различных областей деятельности, педагогами и учеными, служащими разных уровней, представлены рабочие и крестьяне с низшим образованием, незначительное число лиц без определенных занятий, представители уголовного мира, осужденные за мошенничество, воровство, грабежи, а также – бывшие сотрудники ВЧК-ОГПУ-НКВД и незначительное число уголовников-рецидивистов.

В следующем лимите-этапе в протоколах № 134, 198, 199 на 509 человек категории заключенных были значительно изменены. Материалы к этим протоколам готовились почти два месяца. Количество заключённых, осужденных на разные сроки Т/З резко снижается, уменьшается количество служивших в рядах Царской и Белых армий, а также бывших сотрудников ВЧК-ОГПУ-НКВД. При этом резко возрастает количество заключённых, осужденных на большие сроки по уголовным статьям – разбой, бандитизм, изготовление фальшивых документов и денежных знаков, погромы, убийства, грабежи, организация бандгрупп и др. В основном, они внесены в Протокол № 198.

Третий лимит в 200 человек – Протокол № 303 формировался около месяца. Из секретной переписки выясняется, что с персоналиями протоколов уже к концу 1937 г. происходила путаница: Москва требовала внести в 3-й лимит тех, кто уже был расстрелян в первом и во втором этапах. В этом этапе снова возрастает количество представителей Царской и Белых армий (10%) и осужденных к ВМН с заменой на 10 лет ИТЛ, а пригово-ренных к Т/З – уменьшается.

Особый акцент необходимо сделать на очень важный факт в отношении этих протоколов. Все девять расстрельных протоколов Соловецкой тюрьмы – это документы-оригиналы периода репрессий секретной операции – «Большого террора». Они официально рассекречены в архивах ФСБ РФ и доступны исследователям. А смысл этого факта в том, что в эти девять протоколов были внесены только те заключенные, которые в течение 1937 г. в ЛО на Соловках были переведены с лагерного режима на тюремный. Нет ни одного заключенного, поступившего непосредственно в тюрьму с лета 1937 г. Этим фактом и объясняется «доступность» данных документов в архивах ФСБ РФ.

Весна 1938 г. Секретная операция продолжалась и продолжалась переписка Москвы с тюрьмой на Соловках. Это видно из доступных архивных документов – шифротелеграмм. Как минимум еще по двум лимитам или двум отдельным протоколам оперчасть тюрьмы готовила новые документы. Об этом свидетельствует шифротелеграмма от 21 февраля 1938 г.: «ШТ исх. № 40127/5150 от 21.02.38. ГУГБ 10 ОТДЕЛ – КЕМЬ ПРИСТАНЬ СОЛОВКИ ТЮРЬМА ГУГБ КОЛИГОВУ. 540.

Немедленно переведите тюрьму 300 находящихся тюрьме. Подготовьте справки для рассмотрения тройки подготовленными делами командируйте Москву оперработ-ника. Ускорьте высылку нам справок иностранцев. АНТОНОВ» [80].

Новые лимиты, новые документы и новые расстрельные протоколы. Шифрототеле-граммы об этом свидетельствуют, но списки-протоколы и соответствующие отчетные документы о приведении приговоров в исполнение всё ещё не доступны исследователям и хранятся в архивах ФСБ под грифом «Секретно». Это касается не только шифротелеграмм весны-лета-осени 1938 г., но и следующих расстрельных протоколов на основании новых лимитов. Убеждена, что именно в эти лимиты вошли уже заключенные, поступившие с лета 1937 г. непосредственно в Соловецкую тюрьму. Вторая половина периода репрессий «секретной операции», которая приходится на 1938 г. в основном затронула очень определенную часть населения страны и контингента в местах изоляции – иностранцев. Именно 1938 г. был годом репрессий в отношении «шпионов, диверсантов, террористов» по различным национальным линиям: латыши, поляки, финны, немцы, харбинцы, японцы, эстонцы и др. Это подтверждает и шифротелеграмма от 21 февраля 1938 г.: «ШТ исх. № 40127/5150 от 21.02.38. … Ускорьте высылку нам справок иностранцев. АНТОНОВ». В Соловецкой тюрьме также содержались иностранцы, и также включались в расстрельные протоколы и списки на основании московских лимитов. Именно поэтому эти документы, по расстрелам иностранцев из Соловецкой тюрьмы: шифротелеграммы, справки и акты, протоколы и т.д. – не доступны исследователям и родственникам, хранятся под грифон «совсекретно, хранить вечно». Об этом пишут и авторы книги «Вертикаль большого террора» на стр. 284: «Но то, что во время первой фазы «кулац¬кой» операции было редким исключением, с февраля-марта 1938 г. происходило все чаще: руководство НКВД и Политбюро ЦК ВКП(б) отвечали отказом на запросы об увеличении лимитов. Москва тор¬мозила репрессивное усердие периферии, и это было знаком того, что «операция по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» прошла свой кульминационный пункт. С февраля 1938 г. главным направлением удара в деятельно¬сти НКВД стали «национальные операции» - вторая большая массо¬вая операция эпохи Большого террора». В рамках «национальных операций» преследовались немецкие граждане, занятые в военной промышленности и на транспорте, поляки, греки, харбинцы, латыши, иранцы, афганцы, финны, эстонцы, румыны, болгары, др. В Соловках о расстрелах после 17 февраля 1938 г. практически нет сведений из доступных архивных источников. Допускаю и даже уверена, что эти расстрелы были. Об этом есть косвенные тому подтверждения. А.Я. Разумов в статье «Скорбный путь Соловецких этапов. Продолжение поиска» в 8-м томе сборника «Ленинградский мартиролог» пишет о показаниях двух бывших соловецких оперуполномоченных ГБ: Б.С. Туркевича и А.П. Кузьмичева. В своих показаниях Андрей Петрович Кузьмичев сообщает: «При мне был один случай массового расстрела заключенных, который я очень хорошо помню. Было это, по всей видимости, весной или в начале лета 1938 года. Возможно, что это было и осенью, и не в 1938, а в 1939 году. Точнее сказать: я не могу определить сейчас, когда точно это было. Помню, что было тепло и была трава. Во всяком случае я помню, что это было в бытность Раевского, а не тогда, когда заместителем начальника тюрьмы по оперчасти стал Гапонов, сменивший Раевского. …Расстрелом руководил представитель из Москвы, как будто бы Антонов, но точно утверждать это не могу, так как забыл. Я видел, как производился этот расстрел и мне Туркевич там рассказал, что на всех этих заключённых были решения тройки о их расстреле.» События, о которых сообщает А.П. Кузьмичев, однозначно происходили в 1938 г., т.к. П.С. Раевский уже с 10 октября 1938 г. вступил в должность начальника Новочеркасской тюрьмы УНКВД. А.Я. Разумов уверен, что А.П. Кузьмичев имеет в виду февральский расстрел Протокола № 303, в то же время у меня полная уверенность, что сведения А.П. Кузьмичева относятся к последующим расстрелам. К тому же в показаниях сказано о времени года, которое явно не относится к зимним февральским дням: «весной или в начале лета 1938 года. Возможно, что это было и осенью… Помню, что было тепло и была трава». Такая подача информации – вреде бы и говорит, а вроде бы и не помнит… – характерна на допросах в КГБ в начале 1960-х гг. бывших сотрудников ГБ – участников сталинских репрессий. Секретность самой операции в 1937-1938 гг. определяла и дальнейшее поведение исполнителей на допросах, руководствовавшихся неразглашением всей информации.

Метеосводки
Метеосводки на январь и февраль 1938 г.

Состав девяти известных расстрельных протоколов Соловецкой тюрьмы ГУГБ 1937-1938 гг. разнообразный и включает в себя различные категории осужденных. Поэтому однозначно относится к этим документам невозможно и недопустимо. Репрессивная система расправлялась не только с теми, кем по праву могла гордиться страна – представители интеллигенции, рабочие и крестьяне, духовенство, но и с теми, кто создавал репрессивную систему на разных уровнях и работал в этой системе. В эти документы – протоколы были внесены и те, кто по своему образу жизни не признавал никакие государственные установки и законы – представители уголовного мира. Поэтому, когда идет разговор о расстрельных протоколах Соловецкой тюрьмы, всегда надо уточнять – какие категории репрессированных имеют право на увековечение памяти, а какие понесли заслуженное наказание.

Перелимиты в Соловецкой тюрьме – характерный пример перелимитов в операцию «Большого террора» по всей стране. С лета 1938 г. Москва постепенно начала свертывать секретную операцию. «Признаком постепенного окончания операции по приказу № 00447 является решение политбюро от 15 сентября 1938 года, созда¬вавшее новую систему осуждения «контрреволюционных нацио¬нальных контингентов». [81] А уже 15 ноября 1938 г. по запросу Прокуратуры СССР Политбюро одобрило про¬ект директивы, в которой главное положение гласило: «Строжайше приказывается: 1. Приостановить с 16 ноября сего года вплоть до распоряжения рассмотрение всех дел на тройках, в военных трибуналах и в Военной коллегии Верховного суда СССР.» [82] С этим запретом на тройки руководство страны официально объявило о завершении операции «Большой террор». 26 ноября 1938 г. в своем заявлен «новый нарком внутренних дел Л.П. Берия от имени своего ведомства выступил с самокритикой и обещал осуществить возвращение к советской законности, провозглашенное в резолюции от 17 ноября. Были аннулированы или от¬менены не менее 18 приказов, циркуляров и распоряжений НКВД, изданных с июля 1937 по сентябрь 1938 г., в которых предписыва¬лось проведение репрессий против определенных целевых групп, и регулировались способы их осуществления. В числе отмененных был и приказ № 00447. Несомненно, каждое из этих распоряжений было легитимировано постановлением Политбюро.» [83]

За эти полтора года неоднократно была проведена смена в высших эшелонах власти и руководящего состава НКВД СССР, были арестованы и расстреляны: Г.Г. Ягода, Г.И. Бокий, Я.С. Агранов, М.П. Фриновский, Г.Е. Прокофьев, Л.М. Заковский. 22 августа 1938 г. Лаврентий Павлович Берия был назначен первым заместителем Наркома ВД СССР, уже 29 сентября 1938 г. – начальником ГУГБ НКВД СССР, с 25 ноября 1938 г. – он был назначен на должность Наркома внутренних дел СССР, заменив на этом посту Н.И. Ежова.

В Соловецкой тюрьме за полтора года проведения этой операции с каждым этапом «убывших по лимиту X отдела» заключенных менялись состав и численность контингента тюрьмы, менялось и его начальство. После двух первых лимитов 11 декабря 1937 г. был арестован Иван Андреевич Апетер – начальник тюрьмы; после зимне-весенних лимитов был отозван в Москву и арестован старший лейтенант ГБ Арнольд Янович Дуккур – помощник начальника тюрьмы. Но практически весь период проведения операции в руководстве тюрьмой и непосредственном участии в проведении этой операции был Пётр Семёнович Раевский, помощник начальника Соловецкой тюрьмы, а затем и начальник (с января 1938 г.). Он руководил тюрьмой до октября 1938 г., практически до времени завершения секретной операции. Осенью 1938 г. он отозван в Москву и уже с 4 октября 1938 г. назначен начальником Новочеркасской тюрьмы УНКВД Ростовской области. Соловецкую тюрьму с 11 января 1939 г. возглавил бывший начальник Брянского ГО УНКВД Орловской области Иван Карпович Коллегов. Такие перемены в руководстве тюрьмы подтверждает и Борис Сергеевич Туркевич в своих показаниях: «Вместо него на должность начальника тюрьмы был прислан бывший начальник УНКВД Брянской обл. полковник ГБ Коллегов. Жена его работала в тюрьме инженером по строительной части. Затем и его не стало. Обязанности начальника тюрьмы исполнял Гаспер.» О Гаспере, ст. лейтенанте ГБ, как начальнике Соловецкой тюрьмы, в настоящее время информации нет. Иван Карпович Коллегов в должности начальника Соловецкой тюрьмы пробыл не долго: с 11 января по 16 марта 1939 г., уже 8 июня 1939 г. он был арестован и 28 июля 1941 г. расстрелян. Приказом НКВД СССР № 931 от 25.04.1939 на должность начальника Соловецкой тюрьмы был назначен Александр Александрович Чечев. [84] . Он руководил Соловецкой тюрьмой вплоть до ее закрытия и вывода с Соловецких островов. Уже с 30 декабря 1939 г. А.А. Чечев – начальник 1-го отделения 4-го отдела Главного тюремного управления НКВД СССР.

На основе вышеизложенного, можно понять такую частую смену руководства Соловецкой тюрьмой в период проведения секретной операции: после выполнения определенных действий с определенным контингентом по конкретным распоряжениям из Центра главного исполнителя «убирали» и назначали нового. Допускаем, что меняли состав оперативных работников и некоторых руководителей тюремных пунктов – непосредственных участников – свидетелей выполнения определенных задач. А смена руководства весной 1939 г. имела совсем другие причины. Эти причины стали поводом не только для смены в руководстве Соловецкой тюрьмой ГУГБ НКВД, но и поводом закрытия этой системы на Соловках.

Продолжение ››

Оглавление.

Бочкарева Ольга. Тюрьма ГУГБ НКВД на Соловках. Международный дайджест-проект "СоловкиЭнциклопедия". www.solovki.ca, 17.09.2019

Поделиться в социальных сетях