Книга 2. Глава 1.
Поэзия Соловецкого архипелага
Антология поэзии о Соловках: поэт-диссидент Александр Галич
"Россия тридцать лет живет в тюрьме
На Соловках или на Колыме
И лишь на Колыме и Соловках
Россия та, что будет жить в веках..."
Георгий Иванов, 1949
Соловки Александра Галича
Александр Галич написал "Предостережение" евреям в книге-сборнике "Когда я вернусь", вышедшей в издательстве "Посев" в 1977 году. Слово "Соловки" упоминается Александром Галичем как синоним слов "лагерь" и "тюрьма". Использоване слова "Соловки" в смысле "тюрьмы для евреев" вызвало протест другого выдающегося человека - А.И.Солженицына. Мнение писателя и Нобелевского лауреата о судьбе евреев в Соловках мы приводим непосредственно за текстами стихов А.Галича о Соловках.
Рис.1. Александр Галич. Диссидент пишет о Соловках
"Сгноили" или "умер" в Соловках?
"...мы, молодые поэты, сами исключали себя тогда из списка живущих. В 1965-м году я был редактором одного самиздатовского журнала. Он назывался "Сфинксы". Я его принес к Александру Аркадьевичу... там были опубликованы восемь его песен. Без разрешения, конечно! Но! Во всем самиздате тогда была такая тактика: "Все произведения, опубликованные в этом альманахе, напечатаны без разрешения авторов".
Принесли, он стал смотреть и говорит: "А что это такое здесь?" А я, как редактор, изменил строчку. У него было: "А маршал где-то мучился от рака, но тоже на парады выезжал. Он мучился от рака, но, однако, он лошади об этом не сказал". Это про лошадь: "Нам этот факт великая эпоха воспеть велела в красках и стихах. Хоть лошадь та давным-давно издохла, а маршал умер где-то в Соловках". Это у него. А я думаю, что такое " умер в Соловках"? "Сгноили в Соловках"! И я заменяю на "Сгноили в Соловках". И тут он говорит: "Простите, ребята, у меня здесь другое". Я говорю: "Александр Аркадьевич, Вы понимаете…" Он говорит: "А что нельзя было мне прийти и показать?" И тут я обомлел. Вы представляете, чтобы так просто самиздатчики, молодые ребята, пришли к нему, к известному человеку и предложили! Это было невиданно. Я был настолько потрясен.
После этого я его видел еще один раз. Это было на домашнем концерте в 72-м году, в одном доме. Он там пел... (Владимир Батшев. Я уверен, что Галича убили. Цит. по. ИноСМИ.Ru. www.inosmi.ru, В инт. Анне Строгановой, "Русская служба RFI", Франция. 13.07.2010)
Поделиться в социальных сетях
Александр Солженицын о Галиче: "Отобразитель интеллигентского настроения"
Предостережение евреям о существующей для них, по мнению Галича, угрозе Соловков было резко осуждена А.Солженицыным, знавшим, что в момент создания концдагеря в Соловках евреев-заключенных почти не было, зато среди руководства лагеря, кураторов лагеря, "в камергерах и в Сенате" их было множество. А.Солженицын разъясняет:
Это земля, на которой я родился. Это мир, который я люблю больше всего на свете… Это всё равно то небо, тот клочок неба, который мой клочок. И поэтому единственная моя мечта, надежда, вера, счастье, удовлетворение в том, что я всё время буду возвращаться на эту землю. А уж мёртвый-то я вернусь в неё наверняка…
"...Галича советско-германская война застала в 22 года. Он рассказывает: был освобождён от воинской повинности по здоровью, уехал в Грозный... Вспоминает, как не раз выступал в санитарном поезде, сочинял частушки для раненых, после концертов пили спирт с симпатичным начальником поезда в его купе... Кончилась война — стал известным советским драматургом, 10 его пьес поставлено "большим количеством театров и в Советском Союзе и за рубежом", — и сценаристом, участвовал в создании многих фильмов. Это — в 40-50-е годы, годы всеобщей духовной мертвизны, не выбиваясь же из неё? И о чекистах тоже был у него фильм, и премирован.
Но вот с начала 60-х годов совершился в Галиче поворот... ля авторского "я" он нашёл, точно в духе времени, форму перевоплощения: отнести себя — ко всем страдавшим, терпевшим гонения и погибшим. "Я был рядовым и умру рядовым"; "А нас, рядовых, убивают в бою". А долее всего, казалось, — он был зэком, сидел, много песен от лица бывшего зэка: "а второй зэка — это лично я".
Предостережение
Ой, не шейте вы, евреи, ливреи,
Не ходить вам в камергерах, евреи!
Не горюйте вы, зазря не стенайте,
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате.
А сидеть вам в Соловках да в Бутырках,
И ходить вам без шнурков на ботинках,
И не делать по суботам "лехаим"
А таскаться на допрос с вертухаем.
Если ж будешь торговать ты елеем,
Если станешь ты полезным евреем,
Назваться разрешат Россинантом
И украсят лапсердак аксельбантом.
Но и ставши в ремесле этом первым,
Все равно тебе не быть камергером,
И не выйти на елее в Орфеи...
Так не шейте ж вы ливреи, евреи!Вариант: вместо двух последних четверостиший
Это правда, это правда, это правда,
Это было, и боюсь, что будет завтра.
Может, завтра, может, даже скорее...
Ой, так не шейте ж вы ливреи, евреи!Слава героям
(анти-песня, написана совместно с Шпаликовым)
У лошади была грудная жаба,
Но лошадь, как известно, не овца!
И лошадь на парады выезжала,
И маршалу про жабу ни словца.А маршал, бедный: мучился от рака,
Но тоже на парады выезжал,
Он мучился от рака, но, однако,
Он лошади об этом не сказал,Нам этот факт Великая Эпоха
Воспеть велела в песнях и в стихах,
Хоть лошадь та давным-давно издохла,
А маршала сгноили в Соловках.
"Я подковой вмёрз в санный след, в лёд, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать лет протрубил по тем лагерям"
— так что многие и уверены были, что он оттуда: "у Галича допытывались, когда и где он сидел в лагерях" ( В.Волин. Он вышел на площадь. Галич ).
И как же он осознавал своё прошлое? своё многолетнее участие в публичной советской лжи, одурманивающей народ? Вот что более всего меня поражало: при таком обличительном пафосе — ни ноты собственного раскаяния, ни слова личного раскаяния нигде! — И когда он сочинял вослед: "партийная Илиада! подарочный холуяж!" сознавал ли, что он и о себе поёт? И когда напевал: "Если ж будешь торговать ты елеем" — то как будто советы постороннему, а ведь и он "торговал елеем" полжизни. Ну что б ему отречься от своих проказёненных пьес и фильмов? — Нет! "Мы не пели славы палачам!" — да в том-то и дело, что — пели. — Наверное, всё же сознавал, или осознал постепенно, потому что позже, уже не в России, говорил: "Я был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. И я понял, что я так дальше не могу. Что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду..."
А ещё по-настоящему в нём болело и сквозно пронизывало его песни — чувство еврейского сродства и еврейской боли: "Наш поезд уходит в Освенцим сегодня и ежедневно". "На реках вавилонских" — вот это цельно, вот это с драматической полнотой. Или поэма "Кадиш". Или: "Моя шестиконечная звезда, гори на рукаве и на груди". Или "Воспоминание об Одессе" ("мне хотелось соединить Мандельштама и Шагала"). Тут — и лирические, и пламенные тона. "Ваш сородич и ваш изгой, / ваш последний певец Исхода", — обращается Галич к уезжающим евреям.
Память еврейская настолько его пронизывала, что и в стихах не-еврейской темы он то и дело вставлял походя: "не носатый", "не татарин и не жид"... Но ни одного еврея преуспевающего, незатеснённого, с хорошего поста, из НИИ, из редакции или из торговой сети — у него не промелькнуло даже. Еврей всегда: или унижен, страдает, или сидит и гибнет в лагере. И тоже ставшее знаменитым:
Не ходить вам в камергерах, евреи... Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате. А сидеть вам в Соловках да в Бутырках.
И как же коротка память — да не у одного Галича, но у всех слушателей, искренно, сердечно принимающих эти сентиментальные строки: да где ж те 20 лет, когда не в Соловках сидело советское еврейство — а во множестве щеголяло "в камергерах и в Сенате"!
Забыли. Честно — совсем забыли. О себе — плохое так трудно помнить.
А поелику среди преуспевающих и доящих в свою пользу режим — евреев будто бы уже ни одного, но одни русские, — то и сатира Галича, бессознательно или сознательно, обрушивалась на русских, на всяких Климов Петровичей и Парамоновых, и вся социальная злость доставалась им в подчёркнутом "русопятском" звучании, образах и подробностях, — вереница стукачей, вертухаев, развратников, дураков или пьяниц — больше карикатурно, иногда с презрительным сожалением (которого мы-то и достойны, увы!)... всех этих вечно пьяных, не отличающих керосин от водки, ничем, кроме пьянства, не занятых, либо просто потерянных, либо дураковатых. А сочтён, как сказано, народным поэтом... И одного героя-солдата, ни одного мастерового, ни единого русского интеллигента и даже зэка порядочного ни одного (главное зэческое он забрал на себя), — ведь русское всё "вертухаево семя" да в начальниках..." ( А.И.Солженицын. Двести лет вместе. Ч.2. В Советское время. Глава 24 — На отколе от большевизма. )
Поделиться в социальных сетях
• Соловецкий книжный каталог: алфавитный список книг, брошюр, альбомов, журналов, газет, содержащих романы, повести, литературные сборники, научные статьи о Соловках (Соловецких островах).
Соловки и остальной Мир
Поэты-заключенные и лагерные стихи СЛОНа
• Страница Неизвестного лагерного поэтаАйхенвальд Ю. | Аксакова-Сиверс Т. | Алексеев В. | Аркавина В. | Васильев В. | Второва_Яфа О. | Евреинов Б. | Емельянов Б. | Жигулин А. | Жумабаев М. | Зеров М. | Казарновский Ю. | Карпов П. | Кемецкий В. | Кюнерт М. | Лозина-Лозинский В. | Могильянская Л. | Плужник Е. | Русаков Г. | Стус В. | Филипович П. | Фроловский М. | Шкурупій Г. | Языкова В. | Ярославский А.
Автобиография поэта
Я, Гинзбург Александр Аркадьевич (литературный псевдоним Александр Галич), родился 19 октября 1918 г. в гор. Днепропетровске, в семье служащих. Сразу же после моего рождения семья переехала в Севастополь, а в 1923 г. в Москву. В 1926 г. я поступил в среднюю школу БОНО 24. В 1935 г. по окончании девяти классов средней школы я был принят в оперно-драматическую студию К. С. Станиславского на драматическое отделение. Студия эта была приравнена к высшему учебному заведению, но я диплома не получил, так как в 1940 г. без выпускных экзаменов перешел в Московский театр-студию, который открылся за несколько месяцев до Отечественной войны спектаклем "Город на заре". Во время войны (из-за тяжелой врожденной болезни я был признан негодным к несению военной службы), я был одним из организаторов, участников и руководителей комсомольского Фронтового театра. После войны окончательно перешел на литературную работу, сначала как драматург, а потом и как кинодраматург. Мои пьесы - "Вас вызывает Таймыр", "За час до рассвета", "Пароход зовут "Орленок"", "Много ли человеку надо" и др. - поставлены большим количеством театров и в Советском Союзе, и за рубежом. По моим сценариям поставлены фильмы "Верные друзья". "На семи ветрах", "Государственный преступник", "Дайте жалобную книгу" и др. В совместной работе с кинематографистами Франции я был автором фильма "Третья молодость", а с кинематографистами Болгарии - "Бегущая по волнам".
С 1955 г. я был членом Союза совет-ских писателей (исключен в 1971 г.), а с 1958 г. членом Союза кинемато-графистов (исключен в 1972 г.).
В настоящее время не работаю - инвалид второй группы (с апреля 1972 г.).
В 1947 г. женился на Шекрот (Прохоровой) Ангелине Николаевне, с которой состою в браке по сей день. Детей у нас нет.
Слово о поэте
• "Это был действительно народный певец, певец народного дела... он был больной страданиями родины, больной тем, что у нас происходит" (академик Д.С. Лихачев).
• "Для нас Галич никак не меньше Гомера. Каждая его песня - это Одиссея, путешествие по лабиринтам души советского человека" (Владимир Буковский).
Макаревич о Галиче
"Десять лет назад я горевал о том, что люди забывают песни Галича. Остросоциальные в свое время, тогда они были неактуальны. Но смотрите – сейчас я вижу, что Галич возвращается. Потому что вновь то, о чем он пел, стало важно. Теперь даже удивительно, что они написаны в 60-х. (Андрей Макаревич. Из интервью в Архангельске. Цит. по Ирина Калачева. Андрей Макаревич в Архангельске дал концерт в поддержку музея Новомучеников и исповедников Земли Архангельской. Издательство "Северная неделя". Северодвинск. www.vdvsn.ru. 30.09.2013)