Екатерина Пешкова, Политический Красный Крест и Соловки

"Правозащитная организация Политический Красный Крест (позже — «Помполит») работала в сотне метров от Лубянки на протяжении двадцати лет: с 1918 по 1937 год... Учредителями Политического Красного Креста в Москве были 50 человек: политические и общественные деятели, юристы, врачи, литераторы. Условием вступления в организацию был выход из любых политических партий. К концу 1918 года московский Политический Красный Крест насчитывал 227 членов, а к марту 1922 года — 857 членов. Почётным председателем московского ПКК стал писатель Владимир Короленко. Комитеты Политического Красного креста существовали и в других городах: в Харькове, Полтаве, Петрограде. " (Шмараева Елена. Иностранный агент на Лубянке. Элетронное издание «Медиазона». Москва. www.zona.media. 28.11.2014)

"Хотя изначально Политический Красный Крест, возглавляемый Муравьёвым и Пешковой, был московской организацией, довольно быстро он приобрел статус всероссийского, а затем и всесоюзного... Вот сведения о положении дел в лагере в Кеми — печально знаменитых Соловках: «Высланные в Соловках жалуются на непосильную работу, грубое обращение, даже побои на работах по сооружению шоссейных дорог на Ухте и в Парондоне. В августе сего года некоторые надзиратели из заключённых за неисполнение непосильного урока заставили стоять раздетыми до белья на пеньке до изнеможения, что является тяжёлым наказанием, ввиду множества комаров. Зимой 26 года в лесозаготовках на 63 участке старший надзиратель Тарасевич и его помощник Севастьянов избивали заключенных. Например, был избит ими уголовный заключённый Иванов Алексей и Андреев, после чего они умерли, как сообщили приехавшие из Соловков». (Шмараева Елена. Иностранный агент на Лубянке. Элетронное издание «Медиазона». Москва. www.zona.media. 28.11.2014)

Екатерина Пешкова в годы репрессий помогала соловецким зэкам чем могла

"С конца лета 1929 года в Ленинград начали поступать плохие вести из Соловков — настроение стало тревожным: всю 58-ю статью перевели на общие работы. Татьянка... уехала в Москву к Екатерине Павловне Пешковой, этому прибежищу всех "униженных и оскорбленных". Много сделать возглавляемый ею комитет политического Красного Креста на Кузнецком, 24 не мог, но приходящие встречали там сочувствие и хватались за эту соломинку.

В начале ноября я получила открытку со штампом УСЛОНа, датированную 24 октября. Брат мелко и убористо писал, что с нетерпением ждет наступления морозов: "Очень неприятно в осенней сырости с утра до вечера быть в лесу на работе, когда дождь льется за воротник". И эта открытка — его последняя открытка, прошедшая несомненно через цензуру, была подписана так, как я его называла в далекие годы нашего детства: "Твой пёсик-братик"!

5 ноября ко мне пришел вечером Юрий Александрович Нелидов и сразу задал вопрос: "От какого числа было письмо от Александра Александровича?" Я ответила: "От 24-го". Юрий Александрович закрыл рукой глаза и сказал: "Я шел с надеждой, что оно было написано позднее. В ночь с 28 на 29 октября в Соловках был массовый расстрел. Есть основание думать самое худшее, хотя это еще только слухи. Не будем отчаиваться, пока не узнаем достоверно".

Месяц понадобился для получения этой "достоверности" — месяц переходов от надежды к безнадежности. Я никак не могла себя заставить поверить, что открытка брата была мною получена тогда, когда его уже не было на свете. Для того чтобы осознать это, мне надо было в начале декабря прочитать письмо, написанное из Соловков Наталией Михайловной Путиловой к ее сестре. Тут уже не оставалось никаких сомнений, никакой надежды. Отцу я решила не сообщать.

Ни в одном официальном источнике нельзя было ничего почерпнуть о Соловецкой трагедии 1929 года. По-видимому, решено было сначала обойти это дело молчанием, а потом объявить его действием местных властей. В 1930 году в Соловки была направлена комиссия по расследованию. Расстрелыцики, как я слышала, были расстреляны, но это никакого утешения не принесло.

Татьяна Николаевна узнала о гибели Шурика в Москве, и тут Е.П. Пешкова проявила исключительную сердечность и энергию: видя, что Соловецкий расстрел вызвал даже в правительственных кругах некоторое смущение, она сумела добиться разрешения вывезти Татьянку во Францию к сыну и прочим ее родным. Как раз в это время Екатерина Павловна сама должна была ехать за границу и по правилу, что надо ковать железо, пока оно горячо, за несколько часов до отхода поезда прислала за Татьянкой машину, усадила ее в свое купе (без всяких вещей) и перевезла через границу." (Аксакова-Сиверс Татьяна. Семейная хроника. Т.А.Аксакова-Сиверс. Париж: Atheneum, 1988.)

Зэки вспоминают СЛОНа

"Политический Красный Крест" и все проблемы, которыми он занимался, были ликвидированы старым, верным, испытанным способом. Которым Энвер-паша разрешал "армянскую проблему", а Гитлер "еврейскую проблему". Во всех ссылках были арестованы все те, которых опекала Екатерина Павловна Пешкова, собраны в тюрьмы, а затем расстреляны. И были арестованы, и очевидно, расстреляны и Винавер, и те безвестные мужчины и женщины, которые работали в "Политическом Красном Кресте". И оставили на воле жить, мучиться и умирать только Екатерину Павловну." (Лев Разгон. В сб. "Плен в своем отечестве", Москва, 1994.)