Первые репрессии - расстрел социалистов-революционеров в Савватиевском скиту

"Соловецкий расстрел не поставил точки в борьбе политзаключенных с властями за свое человеческое достоинство, она продолжалась все последующие годы с удвоенной силой. Соловецкий расстрел для всего мира стал символом, с одной стороны – несломленности русских социалистов и анархистов, с другой – бесчеловечности и лицемерности режима. В течение многих лет власти плодили мифы и сказки о Соловках (в том числе, используя и авторитет Максима Горького), пытаясь спрятать творимые там преступления, из которых первым стал известен всему миру расстрел 19 декабря 1923 г." (Константин Морозов)

Расстрел политических заключенных в Савватиево, известный в мире как "Соловецкий расстрел"

Ведь этот расстрел был попыткой власти и чекистов наказать политзаключенных, преподать им наглядный урок, наконец-то сломить их сопротивление, сломать тот «политрежим», которого они сумели добиться протестами, голодовками и самоубийствами при поддержке международной социалистической и демократической общественности. Прямое противостояние социалистических партий, враждебных большевистской диктатуре, переместилось с фронтов гражданской войны, из фабрик и студенческих аудиторий, со страниц задушенной властью независимой прессы, из уничтожаемого подполья – туда, где оказались все непокорные – в тюрьмы и концлагеря, превратившись в «тюремное противостояние», которое временами было настоящей войной – со стрельбой и жертвами, со своими героями и отступниками. И борьба шла не столько за лишние минуты для прогулок, право передач и свиданий (хотя и это было крайне важно, ибо помогало сохранить здоровье и силы для дальнейшей борьбы), сколько за право сохранить в тюрьме свое человеческое достоинство, не сломаться и выстоять, готовясь к встрече с врагом лицом к лицу. И власть понимала это и всерьез «завинчивала» режим, пытаясь сломать сильных и подкупить слабых – давая им возможность купить себя свободу публичными заявлениями в советских газетах о лояльности советской власти. Но власть проигрывала, начиная со своего сокрушительного морального поражения на процессе социалистов-революционеров в 1922 г., который четыре десятилетия спустя В.Т.Шаламов сравнит с судом над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем: «Со времени дела правых эсеров — легендарных уже героев революционной России — это первый такой политический процесс. Только правые эсеры уходили из зала суда, не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения…».

Прервать традицию политического сопротивления, пока она вновь не нашла поддержки и последователей, – даже ценой физического уничтожения ее носителей – эта задача осуществлялась чекистами и властью уже летом-осенью1922 г. Именно тогда председатель ГПУ Ф.Э.Дзержинский подал в ЦК РКП(б) докладную записку, в которой обосновывалась необходимость «очистки» Москвы и Петрограда от членов семей «цекистов и активных членов ПСР, как проходящих по процессу, так и тех, кои по мнению [ГПУ] должны подлежать выселению». Запиской Ф.Э.Дзержинского закладывались механизм и система преследований родственников политических оппонентов, в законченном виде ярко проявившиеся уже в 1930-е гг. и использовавшиеся по отношению к «членам семей врагов народа». Именно тогда чекистами были подготовлены списки высылаемых, написана и широко апробирована на практике «Инструкция для органов ГПУ по применению административной высылки», развязавшая чекистам руки в «очистке» городов от оппозиционных элементов и их родственников. По инициативе Дзержинского под эту инструкцию попали и виднейшие русские адвокаты, демонстративно покинувшие процесс из-за нежелания участвовать в этой комедии. Именно тогда появился новый режим для политзаключенных (согласно «Инструкции по содержанию в местах заключения членов антисоветских партий «при особой изоляции»», прозванной в эмиграции «тюремным уставом Уншлихта» ), который сами содержащиеся по нему эсеры, участники процесса, называли «карцерным режимом каторжных централов» царского времени. Но голодовками и самоубийством члена ЦК ПСР С.В.Морозова, произошедшим на следующий день после соловецкого расстрела, этот чекистский режим был сломан. Все эти годы по всем «политизоляторам» (так большевики стыдливо назвали старые каторжные централы и по всем концлагерям (это официальное название продержалось вплоть до середины–конца 20-х годов) шла непрерывная борьба между политзаключенных и властями, с голодовками и обструкциями, с ответной стрельбой по окнам камер и избиением заключенных, их насильственными развозами и т.д.

В марте 1924 г. Заграничные Делегации РСДРП и Бунда, ПСР, ПЛСР и ССРМ обратились с меморандумом «К социалистическим партиям и организациям», в котором восклицали: «Так оправдалось утверждение русских революционеров, что коммунистический террор ведет не только к жестокой политической изоляции своих противников, но к непосредственному физическому истреблению их. Самые худшие предсказания побледнели перед кошмарами действительности, какую создала власть в своих тюрьмах и концентрационных лагерях для политических узников. За знаменитыми каторжными централами, за режимом Бутырок и внутренней тюрьмы ГПУ восстановило для социалистов средневековую монастырскую тюремную крепость в Суздале, чтобы суровостью этого каземата сломить стойкость революционеров. За Туркестаном, Нарымом и Туруханском сотни и тысячи людей были направлены в ссылку в Пертоминск и Соловки, — куда даже царский режим отказался посылать своих противников. И, — как увенчание здания диктатуры, — соловецкая расправа, когда, по приказу тюремщиков-садистов из бывших уголовных, стража стреляла в упор в безоружную, беззащитную толпу заключенных.

Соловецкая трагедия увенчивает здание диктатуры. На руководителей коммунистической партии, опьяненных властью над огромной бесправной страной, не производили впечатления ужасающие факты, которыми пестрит за последний год жизнь тюрьмы и ссылки. Хронические голодовки, как единственное средство для самообороны и защиты человеческого достоинства, к которым прибегают сотни политических узников; кошмарные случаи самосожжения, которым пытались спастись еще недавно от ужасов режима анархисты, заключенные в Пертоминске; самоубийство 18-летнего юноши Ароновича в Кеми, самоубийство юноши Сандомира в Соловках, самоубийство одного из «двенадцати смертников» Сергея Морозова в Москве, купившего смертью отмену «условного» смертного приговора для своих товарищей по известному процессу с. -р. в 1922 г. Наконец, растущие на этом фоне душевные заболевания людей, теряющих устойчивость перед лицом неимоверных страданий товарищей. Но всего этого недостаточно, чтобы побудить кремлевских владык отказаться от ставки на истребление социалистов. И сейчас, когда в соловецкой трагедии явно и неприкрыто воплощается это истребление русских социалистов, анархистов и других пленников режима, — может ли международный социализм, могут ли пролетарские организации всего мира не поднять свой протестующий голос? […] Социалистические партии и рабочие организации на своих съездах и собраниях, на митингах и в заводских предприятиях, в рабочей печати и во всей своей политической агитации перед массами должны с удесятеренной силой продолжать свою работу по защите томящихся в русских тюрьмах и ссылке и мобилизовать все внимание трудящихся масс Европы и Америки к судьбе их. Трагедия в Соловках — это символическое выражение всего режима партийной диктатуры и террора, — властно призывает к действию. И долг международной братской солидарности настойчиво требует от Вас новой решительной акции».

Символом этот расстрел стал и для всех российских социалистов и анархистов, как внутри, так и вне России. Для русских социалистов-эмигрантов он стал своего рода неоплаченным долгом перед своими российскими товарищами, долгом-болью, мешавшим большинству из них раствориться в комфортной заграничной жизни.

Для российских политзаключенных Соловки стали символом страданий и гибели их товарищей, одним из немногих объединяющих символов. Больше таких ошибок власти не делали, обходясь без подобных работающих против них эксцессов – они провели социалистов через череду тюрем, ссылок и лагерей, а потом в течение в 1937-1939 гг. уничтожили их абсолютное большинство.

Соловецкий расстрел стал символической «точкой невозврата», своего рода Рубиконом, перешагнув который, часть большевиков и чекистской верхушки показала всем, что она готова на то, на что ранее не решалась – сознательно и планомерно стрелять в социалистов, что то, чего не дали сделать Сталину и Троцкому менее решительные их коллеги по ЦК еще летом 1922 г. на процессе над с.-р. в Москве, похоронив предложение Троцкого расстрелять четверых лидеров ПСР, стало реальностью в декабре 1923 г. на Соловках.

Но сторонники «жесткой линии» проиграли и на этот раз. Утаив от мира до весны расстрел на Соловках (только глухие слухи проникли на волю), они никак не ожидали, что 20 декабря покончит жизнь самоубийством С.В.Морозов, что немедленно зажжет пожар протестов в мире. В результате сами чекисты выступили перед Политбюро с инициативой замены смертных приговоров на 10-летние сроки заключения, ибо понимали, что «смертникам» терять нечего.

Но тем не менее с этого момента многие почувствовали ветер будущего, почувствовали, что инакомыслие и оппозиция нетерпима в Советской России не только на свободе, но и в тюрьме, что свободному человеку нет места в тоталитарной стране нигде, даже в последнем его прибежище – в тюрьме. Но это «тюремное противостояние» шло еще полтора десятка лет, и лишь к середине тридцатых Сталин и чекисты уничтожили окончательно свободу не только на воле, но и в тюрьме. Уничтожили столь ненавистный «политрежим», уничтожили вместе с последними политзаключенными, рассеянными по тюрьмам и лагерям, погибшими от болезней, голода, от пыток на допросах и от пуль палачей." (Константин Морозов. К 80-летию соловецкого расстрела. В Сб. К.Н.Морозов, А.Ю.Морозова, Т.А.Семенова (Рихтер). «Социалисты и анархисты – участники сопротивления большевистскому режиму (1917 – кон. 30-х гг. ХХ в.)»: Сын «вольного штурмана» и тринадцатый «смертник» судебного процесса с.-р. 1922 г.: Сборник документов и материалов из личного архива В.Н.Рихтера. – М.: РОССПЭН, 2005. – 655с.: ил.).