...Ранее у меня была мечта жить в монастыре — живу в монастыре, но в Соловках. В детстве я бредил, как бы жить на острове, видеть приливы — отливы, возиться с водорослями. И вот я на острове, есть здесь и приливы — отливы, а м. б. скоро начну возиться и с водорослями. Но исполнение желаний такое, что не узнаешь своего желания, и тогда, когда желание уже прошло. (Павел Флоренский. 1934.ХI.5 [№ 2])

Флоренский не любил Соловки: «монастырь лишен духа»

1934.ХII.13. № 4

...здешняя природа, несмотря на виды, которые нельзя не назвать красивыми и своеобразными, меня отталкивает: море — не море, а что-то либо грязно белое, либо черносерое, камни все принесенные ледниками, горки, собственно холмы, наносные, из ледникового мусора, вообще все не коренное, а попавшее извне, включая сюда и людей. Эта случайность пейзажа, когда ее понимаешь, угнетает, словно находишься в засоренной комнате. Так же и люди; все соприкосновения с людьми случайны, поверхностны и не определяются какими-либо глубокими внутренними мотивами...

И еще: не знаю почему, с детства я безсознательно не выносил Соловецкого монастыря, не хотел читать о нем, он казался мне не глубоким и не содержательным, несмотря на свое большое значение в истории. А теперь, попав сюда, я ощущаю глубокое равнодушие к этим древним стенам и постройкам, не осматриваю их, даже не побывал до сих пор в соборе, куда водят экскурсии и который считается местною достопримечательностью. Умом я хорошо понимаю несправедливость такого отношения, но все же оно остается и даже растет.

Разным толкам о Соловках не очень-то доверяй, мало ли что болтают люди. Я же пишу тебе, насколько удается, чтобы дать представление о своей жизни.

1935.I.2. № 6

...день проходит бессодержательно и крайне быстро: толчея и нет тех результатов, которые он должен был бы принести по замыслу, — слишком все неорганизовано еще, а м.б. и наоборот.

...все время думается, как я далек от вас, о наполовину замерзшем море, которое лежит между Соловками и берегом материка.

1935.I.14. № 7

Сегодня шел по дороге, перед глазами стояли стены Кремля Соловецкого, вправо шел небольшой спуск к Иодпрому. Я задумался и забыл и показалось, что я не на Соловках, а в Посаде и что я иду с вокзала домой, надо свернуть направо, вниз. Не сразу сообразил, где нахожусь.

А мне, ведь, приходится очень часто сниматься с места и переходить на другое и вероятно так будет продолжаться все время. Да и работу налаживать при таких условиях невозможно; мало того, что нет книг и обстановки, но всякая работа может быть прервана в любую минуту, как уже прервалась моя работа по льдам и мерзлоте, и все усилия пропадут даром

1935.III.3. № 10

Когда идешь лесом или полем, то как-то забываешь, что это на острове. Но когда вспоминаешь, то появляется странное чувство уединенности и оторванности, тем более, что и навигации теперь нет, а сношение с внешним миром, как здесь говорят "материком" держится на радио и на аэроплане, — нитях весьма непрочных.

1935.V.25. № 19

Что здесь поселяют — это понятно; однако здесь селились когда-то, трудно понять, чего ради. Весь монастырь лишен духа, и чувствую, это — не только теперь, но и прежде было так. Недаром Соловки всегда не внушали мне доверия. Было тут крупное хозяйство, была большая распорядительность и умение, но смысла и цели что-то не видать. Прежние путешественники с восторгом отзываются о монашеской трудовой коммуне, превосходной организации работ, о передовом хозяйстве. Но что-то мне не попадалось указаний о глубоких людях, о высокой культуре, о тонких чувствах. Кажется, правильно будет суждение, что этого всего и не было, а если и было, то тонуло в хозяйственных заботах. Поверхностно я оглядел музей, но не нашел там чего-либо волнующего. В соборе так и не был до сих пор, не хочется.

(Флоренский Павел. Письма с Дальнего Востока и Соловков. М.: Мысль, 1998.)

1935.VII.24 — 25 № 25

В природе здесь много хорошего, но сердце не воспринимает ее, а еще меньше воспринимает древности. Белые ночи сами по себе очаровательны, но и их не чувствуешь изнутри... краски, пейзаж — все здесь призрачное, и я порою ловлю себя на мысли, не во сне ли я вижу все происходящее.

1935.IХ.30. № 32

...не знаю почему, в Кремле и в Кремлевских помещениях ничуть не чувствуется старина, нет никакой поэзии древности — бездушно все и трупно. А казалось бы, должно быть иначе. Это впечатление у меня не только не проходит, но усиливается.

1935.ХI.15. № 37

Живу в душевном полусне, это единственный способ жить вообще; мелькают дни за днями и недели за неделями... Таковы и Соловки во всем, такова на них природа, погода и люди.

1935.ХII.16. № 41

И вообще, живя на Соловках, я как будто не живу: дни мелькают за днями, бушует за окнами ветер, не поймешь, осень ли это или зима, как не поймешь и летом, лето ли это, или какое другое время года... Здесь все как-будто не настоящее, а "нарочно".

1935.ХII.24 № 42

Вся природа и обстановка располагает здесь скорее к унылому и грустному состоянию души, к отрешенности от жизненных интересов и к чувству призрачности, хотя я вообще говоря и не склонен к таковому.

1936.I.7 № 44

Мы отрезаны от мира и засыпаны снегом. К сожалению эта отрезанность не есть покой. Тут свой мирок, со своими волнениями и кипениями, мелкость которых ясно сознаешь, но оставаться вне которых невозможно.

1936.II.21 № 49

Привычка не просто разсматривать природу, но и углубляться в суть и в прошлое явлений, делает ряд объектов чем-то вроде мусора. Это — когда сознаешь их некоренной характер, производность и случайность их формы. Так, вот, и Соловки воспринимаются как род геологического и исторического мусора. И думается, конечно и мусор м. б. сделан предметом изучения, но неужели в мире нет предметов более заслуживающих внимания.

1936.III.24. № 53

Соловки, по какой-то врожденной антипатии, бывшей у меня еще с детства, мне глубоко чужды, несмотря на то, что было бы конечно нетрудно найти и привлекательные стороны их. Хорошо знаю, в частности, что здесь во многих отношениях лучше, чем во многих других местах — и все же выталкивается у меня из сознания этот остров. Напр. до сих пор я не был в Соборе, даже стыдно признаться, но нет желания, и это несмотря на мою страстную любовь к древнему искусству. Монастырь очень живописен, а не радует. Единственное на что еще смотрю, это на закаты: краски тут исключительно разнообразные и нежные, сокровище для хорошего колориста. Еще смотрю на северные сиянья; красивое и поучительное зрелище. Когда-то мне казалось, что увидеть северное сияние составляет венец человеческих желаний; но когда это пришло, то жгучий интерес уже погас.

1936. VII.4 — 5 № 66

...на Соловках больших разстояний нет и нет места, куда было бы нельзя дойти пешком в несколько часов. Это уютно, и если бы Соловки не были Соловками, то вполне соответствовало бы моему эллинскому миропониманию. Не люблю безграничных пространств и безформенности, ищу великого, а не большого, а малое пространство легче воспринять, как великий мир, чем большое...

1936.VII.28 — 29 № 70

Один знакомый спрашивает меня, почему я ничего не пишу о Соловецких звуках, — только о цветах и формах. Потому что здесь все беззвучно, как во сне. Это царство безмолвия. Конечно не буквально, всякого досадного шума более, чем достаточно, и хочется скрыться куда-нибудь в тишину. Но не слышишь внутреннего звучания природы, не воспринимаешь внутреннего слова людей. Все скользит, как в театре теней, а звуки присоединяются извне, досадным придатком или шумом... Лишь морской прибой (его приходится слышать очень редко) да завывания ветра не вполне вмещаются в такую характеристику Соловков... Поэтому мне и кажется, что отсутствие описания звуков само по себе описывает Соловки, и гораздо точнее, чем если бы начал говорить о звуках.

1936.VIII.25. № 73

В тюрьмах и лагерях люди начинают обращать пристальное внимание на приметы, сны, предчувствия. Даже те, кто по своему мировоззрению решительно отрицает все таинственное, настраиваются на мантику. Постоянно приходится слушать обсуждение снов, появления и ползания паука и прочих примет. Настороженность к знамениям со стороны окружающих действует заразительно, тем более, что постоянно сообщают о приметах и снах оправдавшихся.

1937.I.17 — 18. № 88

Личная жизнь унылая, а мысль о великости исторических событий, совершающихся в мире, подымает. Наши потомки будут завидывать нам, почему не им в удел досталось быть свидетелями стремительного (в историч. масштабе) преобразования картины мира. Мы ведь попали в стремнину истории, в поворотный пункт хода исторических событий...

1937.II.13. № 91

... свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением. Чем безкорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни...

1937.IV.4 № 97

Сияет яркое солнце, ослепительно бел снег. Но потому ли, что "я не люблю весны — весной я болен", или по восприятию каких-то космических радиации, или в связи с трудностями и неполадками нашего производства, чувствую себя весьма неудовлетворительно. Не думай, что физически, — здоровье мое вполне хорошо, — нет, это какая-то внутренняя тревога, смятение чувств. М.б. этому смятению способствует и отдаленность от природы... Я почувствовал, как мне недостает природы и как отвратительно производство, всегда мне чуждое. Ведь в основе всякого производства всегда лежит копейка, и она не становится много выносимое от того, что идет не в индивидуальный карман, а в общий.

1937.IV.20 № 98

Оглядываясь назад, я вижу, что у меня никогда не было действительно благоприятных условий работы, частью по моей неспособности устраивать свои личные дела, частью по состоянию общества, с которым я разошелся лет на 50, не менее — забежал вперед, тогда как для успеха допустимо забегать вперед не более как на 2 — 3 года.

1937.V.11 № 99

...в моей жизни всегда так, раз я овладел предметом, приходится бросать его по независящим от меня причинам и начинать новое дело, опять с фундаментов, чтобы проложить пути, по которым не мне ходить.

1937.VI.18. № 103

...Сейчас сижу на веранде перед окном и, время от времени, смотрю на разстилающуюся даль с ее заливами, полуостровами и островами. Море голубое — стальное. На ближайшем заливе искрятся безчисленные всплески света, и я понял, почему мертвыми выходят они на фотоснимках и картинах: каждый всплеск есть не точка, а световая стрела, вылетающая из моря. Эти световые линии, мгновенно возникающие и исчезающие перекрещиваются между собою во всевозможных направлениях и образуют живую сетку.

...мне приходится всегда прощаться с чем нибудь. Прощался с Биосадом, потом с Соловецкой природой, потом с водорослями, потом с Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом.