Ранее интернет-издание "СоловкиЭнциклопедия" опубликовало статью "Прозріння українських комуністів на Соловках: запізніле, але повчальне", вышедшую в Украине (2014). Её автор - исследователь и публицист Сергей Шевченко любезно согласился ответить на вопросы редакции, возникшие после прочтения авторского перевода статьи «Запоздалое, но поучительное прозрение украинских коммунистов» на русский язык.

Коммунисты на Соловках. Прозрение украинских коммунистов...

– Сергей, Вы ознакомились с огромным числом архивных документов из т. н. «дел», которые чекисты фабриковали против заключенных Соловецкого лагеря особого назначения. Среди них были бывшие коммунисты и бывшие сотрудники ЧК. Как на «бывших» повлияли аресты и ссылка на Соловки? Сколько среди них тех, кто осознал преступную роль ВКП(б) и коммунистической идеологии? Есть ли те, кто даже в Соловецкой тюрьме сохранил веру в Сталина? Можете ли назвать приблизительный процент коммунистов, до которых «только в Соловках дошло»?

– В архивных «уголовных делах», касающихся заключенных Соловецкого лагеря (в 1937–1938 годах – тюрьмы особого назначения), наряду с большинством обвиняемых-беспартийных фигурируют бывшие коммунисты. А вот бывших сотрудников ЧК среди лиц, повторно осужденных на Соловках, не припоминаю. Да и в расстрельных протоколах времен Большого террора, когда проводились массовые казни по сфабрикованным делам, насколько известно, не фигурируют узники с чекистским прошлым. Таковые либо служили в лагерной администрации, либо могли быть среди «номерников» – засекреченных заключенных.

Как именно на «бывших» повлияли аресты и пребывание на Соловках? Часть экс-партийцев вначале питала иллюзии, что лишение свободы будет недолгим, мол, партия во всем разберется, их освободят. Некоторые писали «дорогому товарищу» Сталину письма, заявления, клялись в верности коммунистической идее. Однако впоследствии, видя чудовищность преступлений этого режима (политический террор против сотен тысяч граждан), люди думающие начинали прозревать. Далеко не все, конечно, становились ярыми антикоммунистами, как, например, историк Матвей Яворский. Но в мыслях многие бывшие партийцы были с ним согласны, хотя открыто не высказывались, опасаясь повторных репрессий. Это подтверждается оперативными материалами о лагерных «разговорчиках», не предназначенных для чужих ушей.

Сколько было тех, кто осознал преступную роль ВКП(б) и коммунистической идеологии? В процентном отношении определить сложно, ведь исследователям доступна лишь часть сохранившихся архивов репрессивных органов. Однако по опыту изучения оперативных материалов НКВД, касающихся узников из Украины, позволю себе высказать следующее личное мнение. К осени 1937 года тюрьма заставила большинство бывших «ленинцев-сталинцев», особенно из среды интеллигенции, в той или иной мере изменить свои взгляды – и на политику Кремля, и на саму партию. Хотя при этом оставалась и часть соловчан, искренне заблуждавшихся (из тех, что «академиев не кончали», слепо верили вождю), обманутых коммунистической пропагандой или сломленных режимом. Некоторые были вынуждены «разоружиться» перед ВКП(б), признать свои «ошибки», оговорить других граждан – либо под угрозами, либо в надежде на скорое освобождение. Но все ли они были искренни в своих тюремных «раскаяниях»?

– В одной из приведенных Вами выписок встречается удивительная фраза: «Высказывает диверсионные намерения о поджоге Соловецкой тюрьмы». Это почти классическое «замышлял рыть тоннель от Бомбея до Лондона»... Очевидно, что обвинение от начала до конца лживо и выдумано чекистами или стукачами. В связи с этим вопрос: как Вы отделяете чекистские фальсификации в соловецких делах от реальных изменений в политических взглядах бывших коммунистов?

– Отделять зерна от плевел помогает практический опыт исследования архивных материалов, подкрепленный знанием «кухни», т. е. специфики работы спецслужб советского периода. Донесения лагерных информаторов, привлеченных к «агентурной проработке» того или иного политзаключенного, обычно содержат короткие цитаты из антисоветских разговоров последнего или же переданные близко к тексту оценки событий, различные высказывания лица, о котором чекисту необходимо собрать сведения. Эти донесения наряду с собственноручно написанными заявлениями, письмами лагерника можно считать более достоверной информацией о нем, нежели вырванные угрозами или выбитые следователем т. н. «признательные показания» обвиняемого. А в ряде случаев удается еще и перепроверить из других источников собранную чекистами оперативную информацию, сравнить и сопоставить факты, чтобы сделать правильный вывод.

Например, о реальных изменениях в политических взглядах бывшего убежденного коммуниста-сталинца Петра Солодуба написал в своих воспоминаниях соловецкий узник Семен Пидгайный. Чем дольше жил на острове П. Солодуб и чем больше проявляла себя сталинская политика, тем ближе он был к украинской общественности, а с 1937 года «принимал живое участие в делах украинской соловецкой громады», разделял ее боли, входил «в самую гущу соловецких украинцев». Это же подтверждает и тюремная справка, составленная в октябре 1937-го на основе оперативного изучения поведения П. Солодуба: «Настроен озлобленно, резко критикует политику ВКП(б) и советское правительство, в особенности национальную политику на Украине... группирует вокруг себя своих единомышленников, членов «УВО и «УНКР»...

– Ваша статья во многом базируется на исторических документах из архивов соловецких чекистов – донесениях лагерных информаторов. Не могли бы Вы оценить масштабы доносительства на Соловках? Сколько «работало» сексотов, скажем, на 100 заключенных? Все ли бывшие коммунисты соответствовали требованию Дзержинского, что «каждый коммунист должен быть чекистом»?

– Соловки в лагерное время были микромоделью СССР. Коммунистическая партия и «ее вооруженный отряд», называвшийся в разное время ВЧК, ОГПУ, НКВД и т. д., поощряли доносительство во всех сферах жизни государства и общества. Еще со времен Ленина коммунистам внушалось, что они должны быть бдительными – так же, как и чекисты. Однако не факт, что везде и все коммунисты «соответствовали требованию Дзержинского».

В лагерях бывшие партийцы были «врагами народа», «контрой», которая во многих случаях не внушала доверия оперуполномоченным. На роль негласных помощников здесь больше годились т. н. «социально близкие» (уголовники), лица «из оперативной среды» (привлеченные к сотрудничеству с органами ОГПУ–НКВД троцкисты, националисты и др.), узники-иностранцы, различные спецы, имевшие возможность в силу выполнения их профессиональных обязанностей общаться со многими заключенными. На самом деле для чекистов важно было не количество привлеченных к сотрудничеству, а их, так сказать, качество, заключающееся в способности добывать необходимые сведения. Контактируя с несколькими десятками информаторов, обученных простым приемам конспирации, оперуполномоченные могли контролировать обстановку в учреждении, где пребывали тысячи людей. При необходимости «третья часть» могла организовать сбор достоверных сведений о разговорах и поведении того или иного заключенного.

Случалось, «писали оперу», наушничали и добровольные любители этого дела – лагерники с низкими моральными качествами. Эти могли заявить на кого-то, скажем, из личной неприязни, оклеветать. Но такие доносы и доносчики, по моему мнению, не делали погоды в оперативной работе.

Спасибо большое, Сергей, за подробные и ясные ответы. Ждем от Вас новых работ о Соловках. Удачи и всех благ. А нашим читателям, кто ещё не прочел статьи Сергея Шевченко напоминаем, где их можно найти на украинском и на русском языках.