"Если сумеешь попасть в сойку, стреляй их сколько угодно, но помни: убить пересмешника большой грех. Пересмешник – самая безобидная птица, он только поет нам на радость. Пересмешники не клюют ягод в саду, не гнездятся в овинах, они только и делают, что поют для нас свои песни."
( Харпер Ли, «Убить пересмешника» )
"Я никогда не встречалась с Толей Куколевым. Я никогда не слышала его голоса, я видела его только на фотографиях. Тем не менее я не могу не написать о нем. Почему? Судите сами." (Елена Федосеева)
Настало время к пробужденью,
Как первоначальная любовь,
Словно вот весна за дверью
Хочет вызвать нас на двор!
Смотри: сперва весна тихонько
Восход свой медленно берет,
Как вдруг пахнул
Какой-то теплый дух!
И вот началось возрожденье,
Помчались лебедей потоки,
К приютам ведомых-влекомых.
Летят со свистом утки, гуси,
Чайки, северные птицы
Летят к знакомым островам
Занять знакомые места.
А что нам северные птицы!
Они спешат от нас подальше,
Спасти желторотиков-птенцов.
А вот скворец – домашня птица,
Певец на утренней заре!
Еще слюдой покрыты крыши,
И звонкий хруст тончайших льдинок,
А он давно поет, свистит,
И торпыхаясь, весь трепещет,
Издавая чудную сверль-свирель.
Лишь только солнце на востоке
Разольет сиянье дня –
И начнет скворец потешить
Всю округу вкруг себя.
Давай и мы с тобой споем
Под звон певучих птиц,
Под шум ручьев, под шум дубрав,
Под шум весенних вод!
Какая светлая душа!
Певец весны и вечный странник.
Она – мила и хороша.
Он – одиночества избранник.
Какой размах, какой полет!
Какой фантазии порывы!
Квашня. Скамейка. Печка. Кот.
Мы не единым хлебом живы.
Она – в грохочущей Москве.
Он – на заснеженной равнине.
Вагоны. Рельсы. Ветер. Снег.
Костер. Изба на Половине.
Какая боль, какая страсть!
Судьба расколота на части.
Открыта школьная тетрадь.
Открыто сердце. Нету счастья.
Нет, ты не плачь, оно придет,
Оно с тобою будет вечно.
Поет скворец. Уходит лёд.
Опять дорога бесконечна.
Законченную статью я послала нескольким знакомым по переписке. И вот какие получила отклики.
Сергей Головченко (Онега) (Сергей Головченко – архитектор-реставратор, в настоящее время (1909-1910 гг.) ведет реставрационные работы на Никольской церкви в Ворзогорах, часто бывает там и знаком со многими жителями села.): — Увидев фото Анатолия, я был поражен. Оказалось, что я знал его! Мы с ним познакомились, когда я работал в Малошуйке (Абрамовской) в 1988 году на реставрации Сретенской церкви.
— К сожалению, общаться с ним получалось крайне мало: работали с утра до вечера. А вот нашим девушкам-поварам повезло больше, тем более что они, попутно со своими основными обязанностями, собирали в деревне этнографический материал. Они-то и свели нас. Одна из них – Света (Светлана Викторовна Рапенкова) из Москвы, тогда – программист, а в настоящее время – художественный редактор альманаха «Соловецкое море» Товарищества Северного Мореходства. Вместе с ней еще были девушки тогда, я помню их рассказы о том, что в деревне живет интересный, странный человек, сочиняющий стихи. Они даже потом с ним переписывались.
Посылаю вам стихотворение ворзогорского поэта Лиины Григорьевны Божко (ур. Елисеевой). Она знала Анатолия как печника, но, к сожалению, стихов его не слышала. Лиина Григорьевна вспоминала, что Анатолий как раз ездил в Онегу менять советский паспорт на новый, российский. На обратном пути остановился на Поньге отпраздновать это событие. В Ворзогоры он так и не вернулся.
Умер старый мастер –
Отмечал гражданство
(Паспорт новый получил,
(Вид на постоянство).
В жизни делал он добро,
Не за злато-серебро,
Знал печное ремесло,
С ним в домах было тепло.
В горести-напасти
Разгорелись страсти.
Говорили: много пил,
Оттого нога болела,
Сена мало накосил,
Лошадь чуть не околела.
Пенсия мала была,
Часто в долг деньжонки брал.
(Ровно через месяц
Долг тот отдавал).
Русских печек на счету
Может, сотню сделал.
Завернули в нищету
Худенькое тело,
В яму бросили без гроба –
Не хоронят так собак.
Может мы живем не так?
Православные мы, люди,
Или как?
В Ворзогорах жила еще одна поэтесса – Любовь Николаевна Панчина. С ней я познакомиться не успел – ее не стало 7 января 2009 г., на 91-м году жизни, но хорошо знаю ее детей, Александра Андреевича и Николая Андреевича Панчиных.
А.А. Панчин в 1970-80-х был председателем колхоза в Ворзогорах. Очень много сделал для села, вспоминают годы его правления с уважением. Сейчас он на пенсии, занимается выращиванием картофеля. Летом живет в д. Сырья (там у него дом, поля), зимой – в Онеге. Н.А. Панчин живет в Ворзогорах. Как раз у него и «проживает» жеребец А.Куколева. Вот такая связь получилась.
А вот одно из стихотворений Л.Н. Панчиной:
Хорошая наша деревня,
Особенно летней порой –
Сосновый лес недалёко,
И море шумит под горой.
А тот, кто родился у моря
И вырос в этом краю,
Хотя и уедет из дома,
Но вспомнит деревню свою.
Светлана Рапенкова (Москва) (Светлана Рапенкова – художественный и технический редактор альманаха «Соловецкое море», член Товарищества Северного Мореходства (ТСО) на Соловках, один из основателей Соловецкого морского музея.):
— Я была в Малошуйке в 1987 и 1988 годах. В 1987-м занимались реставрацией шатровой Никольской церкви, в 1988-м – пятиглавой Сретенской. Именно там я и увидела Анатолия Куколева – к сожалению, только издалека, близко мы не общались.
— Что поразило: у него была собака Черныш, которая не отходила от него ни на шаг. Как-то раз наши ребята показывали Толе свою работу на кровле трапезной церкви. Толя поднялся за ними по приставной лестнице на крышу. Черныш не долго думая рванул по этой же лестнице за ним следом. Это была обычная лестница-стремянка. Хозяин пообщался с реставраторами и все стали спускаться вниз. Последним оставался Черныш. Он скулил, ерзал, боялся, но делать было нечего (у хозяина и в мыслях не было помочь псу спуститься). Поэтому Чернышу пришлось самому вниз, по этой же лесенке, спускаться. Большая собака, в роду которой явно были овчарки. Почти цирковой трюк!
В Малошуйку ездило несколько отрядов. В соседней группе, с которой мы пересекались косвенно, была одна девушка. Звали ее Лена, а фамилию, к сожалению, я не помню. Вот с ней Толя точно переписывался. Мало того, они вдвоем на моторке из Малошуйки в Унежму ходили – Лена рассказывала, что Толя возил ее на свою родину. Туда дошли нормально, а на обратном пути сломался мотор, и пришлось Толе выгребать на веслах. Все жутко переживали, потому что связи никакой не было, а отсутствовали они очень долго.
Как-то по осени, когда Лена давно уже уехала, Толя пришел к нам вечером подвыпивший, грустный. Сказал, что от Лены давно писем нет. Но главное – в другом. В этом своем пограничном состоянии, он говорил... белыми стихами. Меня настолько это поразило, что осталось в памяти навсегда.
P.S. Через год после окончания статьи про Анатолия Куколева, в сентябре 2010-го, я вновь встретилась с Мариной Котцовой. Она передала мне свои новые рассказы, в том числе «Унежемский менестрель». Пусть читатели простят нам некоторые повторения – рассказы писались независимо друг от друга, и я не стала уже переделывать свой.
Поделиться в социальных сетях