Вадим Смоленский о студентах, стройотряде и Соловках

В романтическую перестроечную эпоху всем как-то не хотелось принимать в расчет отсутствие "средствов". Ни с того ни с сего вдруг вспомнили о растерзанном и богооставленном уголке русского Севера, когда-то процветавшем. Посыпались проекты восстановления, один другого нелепее - от прокладки автомобильного тоннеля под Белым морем до запрещения всех видов транспорта, кроме лошади. Впереди, как и положено, были комсомольцы. Ихний архангельский обком забил во все колокола, призывая помочь благородному делу. Набатный звон долетел и до берегов Невы. "Кварк" пребывал в состоянии клинической смерти, когда короткая заметка в газете "Смена", зазывавшая стройотряды на Соловки, попала на глаза командиру. Он моментально среагировал, грамотно провел реанимационные процедуры, и воскресший отряд за два месяца до выезда объявил набор молодых бойцов:

"Строительному отряду `Кварк', выезжающему на Соловки, требуются большие мужики в небольшом количестве".

Плакат был аляповат, а текст лапидарен, но большего и не требовалось. Едва увидев и прочитав, я побежал записываться, прихватив по дороге еще пяток знакомых больших мужиков. Соловки! Не там ли я мечтал побывать всю сознательную жизнь? А тут зовут на целое лето, да не каким-нибудь там туристом, а работать!

Говорят, первый отряд всегда вспоминается как самый лучший. Согласен. Но мой случай особый - с отрядными впечатлениями накрепко сплелись впечатления от Соловков, сравнить которые совершенно не с чем, потому что другого такого места нет.

Представьте, например, такую картину. Разоренный храм. Внутри запустение, ободранные стены, пол завален строительным мусором. Под куполом стоит скрипач Сергей Крылов из оркестра Большого театра, приезжающий на Соловки каждое лето. Вокруг слушатели - туристы, студенты, местные - кто сидя, кто стоя. Скрипач читает короткую православную молитву, и после нее звучит музыка - Вивальди, Шуберт, Паганини, Чайковский... Фантастически красивая музыка среди руин.

Соловки остались в моей памяти сплошь в таких контрастных тонах - как символ нашей новейшей истории, трагической и нелепой. Мощные стены Соловецкого Кремля, сложенные из громадных валунов, стояли долгие века, укрыли защитников старой веры, устояли под ядрами английских кораблей в Крымскую войну, но оказались бессильными перед большевистским антихристом. Не верилось, что за этими вековыми непробиваемыми стенами увидишь разоренные храмы без крестов и куполов. Поражала и бестолковщина, с какой велись восстановительные работы. Огромные средства вбухивались непонятно куда и зачем - при скудном и убогом жизненном укладе местного населения. Соловчане как-то не считались достопримечательностью Соловков.

Когда в 1989 году мы приехали туда второй раз, уже набирал обороты маховик антитоталитарных разоблачений. В первый наш приезд о соловецком лагере еще особо не говорили. Теперь же в музее была выставлена специальная экспозиция, демонстрировался фильм "Власть соловецкая", и общество "Мемориал" проводило выездную сессию.

"Ребята, вы местные? - спрашивали нас, не разобравшись, досужие туристы. - Скажите нам, а где тут у вас похоронены репрессированные?" "Да везде", - отвечали мы со знанием дела. И были недалеки от истины. Мы сами то и дело натыкались на свидетельства сталинских расстрелов, копая там и сям траншеи.

А.И.Солженицын в своем "Архипелаге" описывает зверства чекистов и делает сноску, в которой вдруг пишет:

"А сейчас на камнях, где вот так волокли, в этом месте двора, укромном от соловецкого ветра, жизнерадостные туристы, приехавшие повидать пресловутый остров, часами кикают в волейбол. Они не знают. Ну, а если б знали? Да так же бы и кикали."

Эх, Александр Исаевич, да что волейбол! Видели бы вы, как угорело носились мы по лесам, облепившим древние стены. Как забирались на святые купола, как скандировали оттуда отрядную заводку. Юность бывает легкомысленна до богохульства. Ну, а волейбол - и в волейбол тоже "кикали", отчего ж не покикать? Не все ж работать. Не надо быть таким строгим.

Вот еще картинка. Боец Курочкин берет отгул, ссылаясь на хромоту в обеих ногах. Оставшись один в расположении отряда и скучая без товарищей, он решает посвятить освободившееся время прославлению родного коллектива. Энтузиазм и вдохновение заставляют его забыть о хромоте. Он взбирается по шатким ремонтным лесам на вершину колокольни, где когда-то православный крест попирал полумесяц, а позже зловеще корячилась гулаговская звезда, и водружает на этом историческом месте отрядное знамя. Все бойцы видят это со своих объектов, испытывая одновременно гордость и страх за безумца. Командир обрушивается на Курочкина со справедливыми карательными санкциями, но дело сделано, и знамя долго еще реет над жемчужиной русского Севера, прославляя и без того уже славный отряд.

Это второй случай, когда свидетель события рассказывает о водружение флага на колокольню Соловецкого кремля. Впервые это произошло в СЛОНе (см. воспоминания заключенного Бориса Солоневича, совершившего дерзкий побег из Соловецкого концлагеря в Финляндию.

Для последних двух-трех дней, когда считается зарплата и пакуются вещи, бывает характерно стремление запечатлеть память об отряде, одарив местное население произведениями монументального искусства. В 1987 году это выразилось в создании памятника "Кварку" на пригорке у Заозерной улицы. Накачавшиеся за лето бойцы натаскали туда гранитных валунов и расположили их в строго продуманной конфигурации. Через два года памятник еще сохранялся в целости. Он весь порос травой и напоминал остатки древнего фаллического культа. Готовая тема для исторического исследования.

Хорошо ли все это? Возможно, что и нет, если с высоты религиозного сознания рассуждать о падении нравственности и духовном вакууме. Но стоит ли? Кстати, через несколько лет, когда Соловки наконец передали церкви, в печати были сообщения, что монастырь выселяет со своей территории сотрудников музея и планирует закрыть сам музей. А ведь именно музейщики много лет стояли за восстановление монастыря, считая это единственно возможным путем возрождения Соловков. Интересно, как трактует этот вопрос религиозное сознание?

Сейчас, надеюсь, страсти улеглись. Соловки, наверное, и не узнать - храмы отреставрировали, расписали, в колокола звонят, по дворам ходят иноки... Не представить. Как никуда больше, тянет съездить туда еще раз. Едва ли монастырское начальство допустит нас до кладки или штукатурки - у них, наверное, хватает своих работников. Но хотя бы подновим памятник "Кварку". Монахи ведь сами не додумаются.

Мне вспоминается один из наших перекуров. Дело к вечеру, скоро на ужин. С крыши двухэтажного дома по улице Сивко нам хорошо видно дымчатое, действительно "белое" море с отплывающими туристскими теплоходами. Справа - бетонная полоса аэродрома на фоне темного леса. Слева - медленно чернеющие каменные громады Кремля. Трудный подросток Дьячков делает последнюю затяжку, бросает окурок в свежепобеленную трубу, плюет вслед, и на его лице вдруг появляется мечтательное выражение. Он поворачивается ко мне и говорит:

- А интересно, что сейчас в Ленинграде, день или ночь?
- Как это ночь? С чего это вдруг там сейчас ночь?
- Ну как же?.. Когда на Сахалине день, в Ленинграде ночь.
- Так то на Сахалине!
- Ну так и что? Здесь мы тоже на острове...

На острове, где я пишу эти строки - уже ночь. Что сейчас на Соловках?" (Смоленский Вадим. Соловки. Опубл. онлайн-проект "Виртуальные суси". www.susi.ru. Соловки. 1997)

Эдгар Янович Фришфелдс

" Фришфелдс - попытки что-либо разглядеть в этой фамилии будут бесплодны. Семантика ее восходит к отрядной мифологии. На Соловках, в заброшенной келье мы нашли доску с надписью: "Секретарь исполкома Фришфелдс Эдгар Янович." Она была увезена на Большую Землю и прибита на дверь комнаты Гиви Кохадзе (псевдоним Вадима Сорокина. В.С.) в общежитии номер 4. Этот Фришфелдс был в нашем отряде своего рода виртуальным бойцом и дослужился до депутатского мандата." (Вадим Смоленский. "Кварк" на вечере ССО ЛЭТИ. Опубл. онлайн-проект "Виртуальные суси". www.susi.ru. Соловки. 1997)