Пьеса Погодина "Аристократы" - Беломорстрой, Соловки, чекисты, бандиты... одним словом - перековка

«Аристократы» - комедия в четырех действиях. Действующие лица: чекисты, вохра, специалисты-зэки, бандиты, воры, проститутки, изуверы, кулаки и прочие. "Беломорский лагерь заключенных. Управление. Являются и становятся в очередь разные, чужие друг другу люди. Их привезли сюда работать". Вахтанговский коллектив: Борис Захава (постановка), Анатолий Горюнов, Борис Щукин и Иосиф Рапопорт (режиссеры), Вадим Рындин (художник), Юрий Шапорин (музыка).

Дурашливая, насквозь лживая пьеса со счастливым концом, напичкана хохмами, шутками, веселыми "приемчиками". Голода и смерти нет. Головорезы-бандиты перевоспитываются, рефлексирующая гнилая интеллигенция - тоже, инженеры награждаются орденами, проститутки строят светлое будущее под руководством мудрых, дальновидных, но твердых чекистов .

* * *

Громов. Мне нужно поговорить с вами, Юрий Николаевич.

Мать. Я не помешаю?

Громов. Нет, не помешаете.

Садовский. Слушаю.

Громов. Вам придется сказать слово. Будет митинг. Я пришел вас предупредить. Мы с вами много поработали, многое пережили. Пришло радио из столицы. Вы, Юрий Николаевич, больше за лагерем не числитесь. Вы досрочно освобождены. Затем Боткина и вас правительство награждает орденами.

Мать. А я и всегда говорила, что он не был замешан в этих историях.

Громов. Я решил предупредить, а то на митинге объявят… Мы люди нервные, много пережили. (Идет.)

Садовский. Не уходите… (Матери.) Мама, оставь нас вдвоем.

Мать. Нет, теперь уж я послушаю.

Садовский. Хорошо. Гражданин Громов, я вам несколько раз составлял письма, но выходило не то. Я трусил, путался, обманывал вас и себя. Надо разрубить. Я был настоящим вредителем, я совершал преступления.

Мать. Юрий, что такое ты говоришь?

Громов. Да.

Садовский. И мне орден?

Громов. Да.

Мать. Да что ты на себя наговариваешь? Товарищ Громов, не верьте ему. Он сумасброд. Он здесь плакал при мне, когда у него не выходила работа. Он жаловался, что ему не верят. Он ночи напролет…

Садовский. Замолчи, мать…

Мать. Нет, я не могу молчать, раз это правда.

Садовский. Боткин, иди сюда. Боткин, скажи: я предлагал тебе здесь, на канале, уничтожить проекты деревянных сооружений?

Мать. С ума сошел!

Садовский. Боткин!

Боткин. Мало ли что у нас здесь было!

Садовский. Я говорил тебе, что ты мой враг?

Боткин. Ну и что?

Мать. Вот верно.

Садовский. Это не аффектация. Это моя ноша, от которой я не мог избавиться. Если нужны письменные заявления, то я сделаю все подробно и точно.

Громов. Не нужно. Мы это все знаем. Было бы странно, если бы вы приехали сюда энтузиастом. Тогда бы, пожалуй, мы вам не поверили. В самом деле: мы вас осудили, сослали, наказали… Мы в чудеса не верим. Все мы знали, и эта страница давно перевернута для вас и для нас. Поздравляю вас, товарищ Садовский. Поздравляю вас, товарищ Боткин.

Мать. Помиритесь, поцелуйтесь. Нет, погодите. Проси прощенья! От матери скрывал… На коленях проси прощенья, не то я тебя высеку, подлец!

Громов. Дорохов!

Капитан. Я.

Громов. Я тебе на митинге дам слово. Обдумай речь. Обстоятельно, приятельски, задушевно расскажи людям, как ты ломал себя, какой сделаешь жизнь для себя без нас. Чекистов не хвали, говори о жизни, которая ломает людей. Выходи на трибуну спокойно. Говори так, чтобы дорожили каждым твоим словом. Успокойся, собери мысли, побудь один.

Капитан. Я полгода обдумывал эту речь. Моя речь готова, как песня на клавишах. Товарищ Громов, неужели мне нечего сказать? Я скажу им так, что заплачут даже нетронутые старые девы.

Громов. Но не исповедуйся.

Капитан. Не умею.

Громов. Понял мои пожелания?

Капитан. Оценил.

Громов. Последний митинг объявляю открытым. Слово предоставляется Дорохову Константину Константиновичу.

Капитан (тихо). Нет… я еще не подготовился.

Громов. Оратор не подготовился. Подготовьтесь, пожалуйста. Софья Потапова?

Соня на трибуне.

Соня. Когда мне… мне Громов сказал, как сестре… что мне государство посылает орден… Когда сказал, как сестре…

Громов. Смелее, по-военному.

Соня. Поймите… (Плачет.)

Капитан. Соня, вы плачете? Что значит слабая женщина!

Соня. Что же вы смотрите на меня? Поймите. Я все сказала.

Громов. Слово предоставляется Дорохову Константину Константиновичу.

Капитан. Разрешите мне через одного.

Алеша. Можно?

Громов кивнул.

Я был жестокий бандит, конечно, да…
Грабил народ, не любил труда,
Как черная ночь, моя жизнь была
И меня, конечно, на канал привела.
Все, что было, стало, как страшный сон.
Я вроде как будто снова рожден.
Трудиться, и жить, и петь хочу,
От радости слезы текут, и, конечно, я молчу.

Громов. Ну, Дорохов?

Капитан. Когда-то в мои юные годы в варшавском зале я слушал скрипача. Он был бедный еврей с белыми манжетами, и я на него смотрел, как на ошибку родителей. Но когда этот мальчик положил свои глаза на скрипку, то я и сейчас вижу его, как в Третьяковской галлерее. Я помню эти чужие рыдания и не хочу хвалить чекистов — мне дали смычок для моего сердца, и я расскажу вам… извините… Здесь солнце, вода… бьет в глаза…. и у оратора что-то такое не в порядке. Я прошу вас срочно отвернуться. У оратора что-то такое не в порядке. (Отвернулся, протер глаза) Прекрасно. Давайте меньше волноваться, друзья, и говорить откровенно. Рапсодия еще не сыграна, и мы не взяли всех нот. Кое-кто еще сорвется. Большевики это отлично знают. Жизнь очень трудная консерватория, в особенности для таких элементов, как мы. Соня, вы недовольны моей речью? Соня, я теперь не могу петь советские серенады подешевке. Моя серенада мне очень дорого обошлась. Но сейчас я смотрю на Соню, и мне хочется подарить ей цветы. Соня, вы привлекательная женщина. У вас милые глаза… Вы краснеете? За пятнадцать лет Соня впервые краснеет. Друг мой, Юрий Николаевич, куда вы смотрите, чего вы ждете? Вы тоже краснеете? Когда-то вы были очень бледный вредитель…

Мать. Молодой человек, это уж слишком.

Капитан. Мамаша, я тоже краснею. Вы прислали своему сыну посылку, но копченую колбасу съел я. Вы этого не ожидали? Вы не ожидали, что судьба вашего замечательного сына переплетется с судьбой знаменитого жулика? А я не ожидал, что моя судьба переплетется с жизнью замечательного чекиста, товарища Громова.

Все встают и аплодируют Громову.

Громов. Да, товарищи, наши судьбы переплелись, и в этом сплетении тысяч жизней много трогательного, высокого, истинно человеческого. Почему будет славен Беломорский канал? Здесь с невиданной смелостью, с большевистской суровостью, со сталинской широтой действуют силы приобщения к социалистическому труду таких людей, как Дорохов или Садовский. Отщепенцы, отверженные, потерявшие себя и даже прямые враги — сегодня они признанные люди на своей родине. Никто, может быть, не поймет этого с таким волнением, как мы, прошедшие славный путь Беломорстроя. Всем, с кем я дрался, кого я брал в работу, как мог, с кем побеждал и соединен глубокой дружбой, — привет и крепкое рукопожатие. Все!

ЗАНАВЕС
1935 г.