"Ад — это не чаны с кипящей смолой. И не черти с вилами. Ад — это демонстративное издевательство. Безнаказанность зла. Энтузиазм коллективного паскудства. Деградация нации. Заживо гниющий этнос."
( Альфред Кох. 2015 )
Море было неспокойным.
- Не боитесь? - спросил хозяин баржи, согласившийся подкинуть нас до Соловков. - Ветер поднимается, швырять будет сильно.
Не боимся. Чего уж тут...
Волны злые. Ледяные брызги жалят пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в борт. Голова идет кругом: баржа пляшет по волнам, как сумасшедшая, - вверх-вниз, вверх-вниз... Мне плохо. Я стыдливо прикрываюсь обеими руками, чтобы никто не заметил.
- Не стесняйся, не стесняйся, подбадривает хозяин баржи.
- Все путем. Вон немцу тоже несладко.
Грузный немец, подавшийся на Соловки "по наводке" Солженицына, почти на две трети перевесился за борт и громко икал.
За мучительные четыре часа я сто раз пообещала себе, во-первых, никогда не ездить в командировки, во-вторых, никогда не ездить в командировки на море и, в-третьих, никогда не ездить в командировки на Белое море. Наконец серая пелена на горизонте начала рассеиваться: из воды вырастал городишко. Крепость, домики, белые башенки, маковки церквей... "Как всказке о царе Салтане", некстати подумала я.
- Ну вот, - мрачно кивнул в нашу сторону хозяин баржи, - закончилась для вас, граждане, власть советская, началась власть соловецкая.
Если верить историкам ГУЛАГа, эту фразу здесь повторяют уже 75 лет. В 1922 году на Соловецких островах был образован первый в советской России лагерь особого назначения - СЛОН. Потом таких СЛОНов будет много. Очень много. Больше, чем в Африке и Азии вместе взятых. Но Соловецкий лагерь особого назначения навсегда останется визитной карточкой ГУЛАГа. Здесь его начало: крошечная в масштабах страны раковая опухоль со временем разрастется огромными метастазами. Говорят, что СЛОН сильно отличался от других лагерей, будучи образцово-показательным. Сюда привозили на "экскурсию" коммуниста Альбрехта и писателя Горького. Здесь был свой театр, своя библиотека и, даже свое общество краеведения. Заключенные издавали газету, им разрешалось писать, а главное, думать о том, о чем они привыкли думать на материке. Профессор Янат, например, закончил на Соловках научную картотеку о средствах борьбы с капустной мухой.
Поделиться в социальных сетях
Но было и другое. Была Секирная горка, где в крошечной церквушке находился карцер для провинившихся. (Елена Егорова оговорилась. На вершине г. Секирная была Церковь Вознесения Господня - крупное, величественное здание. Прим. Ред.) Заключенные лежали здесь на узеньких нарах в три ряда: грязные, голые, в 20-градусный мороз.
Умерших и полуживых, но приговоренных, сбрасывали с высокого откоса вниз. (Их сбрасывали, привязав к бревнам, с лестницы, ведущей к храму Вознесения. Вниз прилетали поломанные и изувеченные трупы. Прим. Ред.). Были бараки для детей, рожденных зэчками. Все осужденные женщины проходили на Соловках унизительную процедуру освидетельствования по поводу половой привлекательности. "Рублевые" доставались начальству,"полтинные" охране, а "пятиалтынными" пользовались "шестерки".
О СЛОНе в советский период было снято два фильма "Соловки" и "Каторга". Так вот: в обоих фильмах роли заключенных исполняли переодетые в халаты чекисты, а в качестве декораций использовались "потемкинские деревни".
Конечно, Соловки были образцово-показательными. По образу и подобию этого лагеря создавались другие в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке, Чукотке. Только уже без театров, библиотек и краеведческих обществ. Это были такие же игры раннего периода, как НЭП в преддверии коллективизации. Не зря мудрец сказал: "Все течет, все изменяется..."Все ли?
Мы ехали на Соловки, чтобы заглянуть в то время. Не так много лет прошло с тех пор, как с главного собора Соловецкого монастыря сняли ржавую звезду, бывшую символом ГУЛАГа. Еще живы те, кто ногтями царапал на камнях крепости вечный лозунг уверенных в своей правоте: "Мне отмщение и аз воздам". Мы ехали, чтобы вспомнить. Ведь в этом году не только 75 лет СЛОНу, но и 60 лет 1937 году. Бывает же так.
Но чем дольше мы жили на острове, тем навязчивее становилась мысль, что вспоминать-то, собственно, нечего. Вот он, лагерь-то. Где был, там и остался. Пиши с натуры. Колючей проволоки мы, конечно, нигде не увидели, но в душе остался колючий клубок.
Соловки живут от навигации до навигации. С октября по май на острове"мертвый сезон": население проедает то, что удалось завезти за короткое северное лето. Везут, как правило, морем - муку, соль, сахар, спички. По воздуху будет в четыре-пять раз дороже. В прежние времена уже к началу июля весь годовой запас необходимых соловчанам продуктов был засыпан в закрома малой родины. Этим летом в кладовых острова пусто. Причина проста бюджет Соловков так же тощ, как крысы в трюмах рыбацких суденышек.
- У нас ни копейки нет, ни копейки, - горячится мэр Александр Бровин, по прозвищу Болтик (на Соловках у всех есть прозвища: человек без прозвища здесь не человек).
- Раньше нам из федерального бюджета давали целевой кредит на закупку продовольствия. Мы же - северные территории. Но в этом году такой расходной статьи нет. Попала под этот... как его... "секвестер"...
Бровин ездил канючить в Архангельск. Область пообещала острову товарный кредит. Впрочем, "товарный" - довольно громко сказано: по этому кредиту соловчане смогут приобрести только муку для пекарни. Соли, сахара испичек этой зимой на Соловках, похоже, не будет вовсе:
- Может, конечно, коммерсанты чего и подбросят на самолетах, но цены заломят такие, что наш человек не подступится, - рассуждает Бровин. На острове уже давно привыкли к пустым прилавкам. Это летом, когда на Соловки приезжают денежные туристы, в магазинах появляются сосиски, беконы, консервированные помидоры и батончики "Сникерс". Зимой все гораздо скромнее. Уровень жизни местного населения позволяет ориентироваться разве что на ассортимент доперестроечного Арбатского гастронома. Привозить на остров свежие продукты и фрукты коммерческим фирмам совершенно невыгодно: в июле я купила в местном магазинчике мандарины, появившиеся на прилавке аккурат накануне 8 марта. Оранжевая кожица по-стариковски сморщилась, покраснела...
Большинство соловчан ходят в магазин за хлебом и за водкой. Причем, по словам мэра, многие сначала покупают водку, а уже на оставшиеся - хлеб. После покупки бутылки и буханки в кошельке, как правило, ничего не остается - ведь получают здесь от 15 до 25 тысяч в неделю (!): "Всей стране раз в месяц зарплату дают. а у нас, как в Америке, - каждый понедельник", - иронизирует Бровин.
Как может прожить семья из пяти человек на 25 тысяч? А вот как. Эту историю рассказали дети - три брата, шести, десяти и двенадцати лет:
- Папке дают деньги днем. Мамка его уже караулит. Они идут в магазин и покупают бутылку водки, иногда две. Мы не знаем, сколько стоит водка, но на бутылку им всегда хватает. Иногда они еще покупают хлеб. Его мы едим вместе с картошкой до среды, а в среду папка с Витькой (старший мальчик. - Авт.) идут в море за рыбой. И потом мы все время едим селедку. Чай нам дают в монастыре, а когда там много послушников, чая не дают, но могут дать по куску хлеба. Александр Бровин говорит, что первыми его встречают у кабинета многодетные матери. Это повторяется из утра в утро. "Иногда я даже не хочу идти на работу, - признается мэр. - Боюсь, не выдержу". Если я вам скажу, о чем просят эти женщины, вы не поверите: мы привыклик тому, что в Москве о суммах меньше 10 тысяч долларов в правительственных кабинетах речи вообще не идет. У Бровина, как правило, просят 5 тысяч рублей и (или) буханку хлеба. Но он не может дать и этого: оправдывая свое прозвище, Болтик накрепко закрутил гайки островного бюджета. Копит деньги на "черный день". А он, увы, неминуем:
- Несмотря на то, что область выделила нам товарный кредит, муку мы закупить пока не можем. Почему? А она больная. 90% имеющейся в области муки поражено картофельной палочкой. Печь из нее хлеб невозможно: через 18-36 часов буханка начнет бродить, станет мокрой, вязкой, противной. Привезти такую муку на Соловки (острову нужно 15-20 тонн) - значит оставить себя на зиму без хлеба. А ведь это основная пища соловчан. "Хлебные бунты" голодных случались в российской истории не единожды. Правда, последний раз это было в далекие 20-е годы.
...На одной из башен соловецкого монастыря я случайно заметила ржавый флажок с отчетливо выбитой датой - 1920 год. Так вы говорите, "все течет, все изменяется"? (Елена Егорова. Остров невезения. Московский комсомолец, Москва. 18.07.1997)
Поделиться в социальных сетях